– Когда Альберто исполнилось пятнадцать лет, он начал меняться. Свою мать он разлюбил.
– А тебя?
– Меня мой сын всегда ненавидел, – коротко сказал Дзани.
– Почему?
Сухой смешок. Перед глазами агента продолжала танцевать поднимающаяся струйка сигаретного дыма.
– Я человек необразованный, комиссар, и вкусы у меня простые. Я полицейский, особой фантазией не отличаюсь. Даже честный, если такое вообще может быть. С таким же успехом я мог бы быть и солдатом. Или преступником. Интересов у меня мало. – Он посмотрел на свои руки. – Пара пачек сигарет в неделю, иногда выпивка. Тотокальчо, футбол или бокс по телевизору – больше мне ничего и не нужно. – В голосе все сильнее чувствовалась горечь. – А мой расчудесный сын – мы ему не ровня. Никогда не были. Собирается стать знаменитым писателем. Или актером. Или модельером. Друзья у него были всегда замечательные. Не то что его тупой зануда-отец и тупая мать, которая по нему с ума сходит. – Дзани стукнул себя в грудь. – Но его тупица отец не торгует своей задницей. Его отец – мужик, настоящий мужик. А не баба, у которой что-то там болтается между ног.
Его круглое лицо побагровело.
– Вы думаете, я не знал, что он голубой? Не успело ему еще и пятнадцати исполниться, как по телефону стали названивать все эти художники и актеры – поговорить с Альберто. Все шепелявые да картавые. И все время говорили длинные слова, которых я раньше и слыхом не слыхивал. – Пауза. – В шестнадцать он из дома сбежал. Мы его три месяца не видали.
– А при чем тут Розанна? – Тротти очень хотелось уйти от этого человека, подальше уйти от его страданий и жалости к себе. Ему захотелось оказаться вдруг рядом с телефоном и позвонить Пьоппи в Болонью.
(Ребенка они, наверно, назовут Пьеро).
– Когда Альберто вернулся в город, она его и приютила.
– Кто?
– Ваша Розанна Беллони. Выделила ему угол, там он и спал. Она жила на улице Мантуи, рядом со старой гимназией. Он прожил у нее больше трех месяцев. Так он и достиг своей зрелости. Тут Розанна его поддержала. – Дзани принялся нервно раскуривать очередную сигарету. – Тогда, помню, я возмущался, что она суется не в свое дело. Но теперь понимаю, что это она по доброте. По доброте, потому что… потому что Розанна – добрая женщина.
– Все это было давным-давно. Лет шесть или семь назад. Зрелость у твоего сына наступила лет в восемнадцать-девятнадцать.
Дзани затянулся; на какой-то миг его глаза встретились с глазами Тротти и тут же скользнули в сторону. Он скрестил руки на своей мятой форменной рубашке.
– Они до сих пор встречаются.
– У них что – и любовь была? – Тротти почувствовал, как в животе у него что-то сжалось.
На него взглянули маленькие глазки:
– Вам ведь Розанна Беллони нравилась?
– Я едва ее знал, – ответил Тротти, чувствуя, что голос его звучит оборонительно и что отвечать не нужно было.
– Вам бы на ней жениться, комиссар.
– Я человек женатый. – Тротти вытер бумажной салфеткой руки и стряхнул с брюк муку. – Твой сын и Розанна занимались любовью?
– Начальник квестуры в этом уверен.
– Откуда он узнал о твоем сыне?
– Альберто вечно якшается с богатыми ребятами. Они гораздо богаче его, а его только с толку сбивают. Разъезжают на больших мотоциклах и носят кожаные куртки. А Альберто нищий: работает в своей «Libreria Ticinum»,[33] и, попади он в тюрьму, у его отца и денег не будет, чтобы его оттуда вызволить. Я не врач и не адвокат. Пару раз начальник квестуры хотел со мной поговорить. Однажды он все-таки спас его от тюрьмы.
– Начальник квестуры и рассказал тебе о Розанне и Альберто?
– Она хоть женщина. Пусть на тридцать пять лет старше его, но если они трахаются, я хоть знаю, что он не в постели с каким-нибудь голубым.
– И начальник квестуры думает, что твой сын убил Розанну?
– Мой сын не виновен. – Дзани выпустил два маленьких клуба дыма.
– И начальнику квестуры, и Меренде теперь известно, что убита не Розанна.
Собеседники надолго замолчали. Закусочная наполнилась посетителями. Какая-то толстая женщина посмотрела на свободное место рядом с Тротти и понесла свой поднос к другому столику.
– Как-то раз, с год назад, – тихо проговорил Дзани, уставившись в стол, – Альберто совсем вышел из себя. Не думаю, что у них случилось что-нибудь серьезное. Альберто совсем не жестокий.
– Он ударил Розанну?
– Вы знали, комиссар?
– Она обозвала его гомосексуалистом, и он разозлился?
