Дзани мрачно посмотрел на Тротти и горестно кивнул.
– И теперь начальник квестуры думает, что по той же самой причине твой сын убил Марию-Кристину?
– Вы, комиссар, кофейный наркоман.
Тротти обернулся и от яркого света, лившегося из окна, которое выходило на Новую улицу, сощурился. Пластмассовая чашка с кофе обжигала руку.
– Для вас, комиссар.
– Что это, Токка?
– Два факса из Феррары. От карабинеров. – В своей большой руке Токкафонди держал два листка бумаги. – Друзья в высших сферах, комиссар?
– Есть в высших, есть и в низших. Карабинеры и полиция.
– Факсы только что из машины. Как раз собирался отнести их наверх. – Полицейский притворил за собой дверь в оперативный отдел.
– Хочешь кофе с молоком, Токка? – Тротти посмотрел на чашку, которую он нес в кабинет.
– Вы хотите сказать – чашку сахара, разбавленного кофе? – Агент Токкафонди перешел на диалект. Совсем еще мальчишка, он был одним из очень немногих в квестуре, кому Тротти действительно симпатизировал. – Новостей от дочери нет?
– Давай факс, Токка. – Тротти сдвинул брови. – Может, и я когда-нибудь обзаведусь такой машинкой. А может, я уже устарел для всех этих новинок. О чем там? Что это карабинерам вздумалось посылать мне факсы?
(Диалект, на котором между ними шел разговор, придавал всем словам большую реальность, большую подлинность).
Токкафонди поднес к лицу Тротти верхний листок. Несколько фотографий. Мужчина в левый и правый профиль и анфас. Под ними – фотография головы того же мужчины на фоне какой-то белой простыни. Приоткрытый рот, мертвые сомкнутые веки, распухшие лоб и щеки.
– Какого черта? – Тротти повертел головой и поставил кофе с бутербродом на пол. Он прочел:
«Милован Дьенчас, дата рождения – 9 июня, 1953, в Белграде. Первый приезд в Италию – 7 сентября, 1969. Въездная виза № ТР 34237772. Криминальные данные, см, приложение».
– Что-нибудь понятно, комиссар? – Токкафонди поднял густые брови. – Не ваш приятель?
Тротти обратился ко второму факсу.
«Корпус карабинеров, координационная служба», – прочитал Тротти заголовок, ведя по нему пальцем. Чтобы разобрать написанный от руки факс, ему пришлось отодвинуть лист с текстом на вытянутую руку.
Токкафонди засунул руки в карманы и улыбался.
Тротти прочел вслух:
«Пьеро, этот труп водолазы нашли в два часа утра. Течением тело отнесло к морю. Боюсь, что на твою синьорину Беллони оно не похоже. Дьенчас – югослав, несколько раз отбывавший у себя на родине короткие сроки заключения за сводничество, вымогательство и воровство. Сейчас тело в больничном морге в Ферраре. Дьенчас взял „фиат“ напрокат, воспользовавшись американской кредитной карточкой на имя Джованни Свево, улица Аддис-Абеба, Триест. Карточка краденая, но на этого Свево нам выйти пока не удалось. Если я смогу быть тебе чем-нибудь полезен или если тебе понадобится дополнительная информация, сразу же связывайся со мной в Венеции. Всего хорошего».
Аккуратная подпись «Спадано» и приписка:
«Мальчик или девочка? Сообщи при первой же возможности».
Автоматически, не отрывая взгляда от факса, Тротти достал из кармана ревеневый леденец и сунул его в рот.
– Синьор Боатти хотел бы во всем признаться. Он заявляет, что убил синьорину Беллони.
Тротти поставил на стол чашку с остывшим кофе.
– За четыре с лишним дня не продвинулись ни на шаг. – Желая выразить свое разочарование по этому поводу, он сложил руки в непристойный жест, якобы означающий переполненное состояние семенников. – А теперь все вдруг наперебой объявляют, что знают убийцу синьорины Беллони. – Он повернулся, поглядел на сидевшего в кресле журналиста и улыбнулся: – Вы полагаете, что это вы ее убили?
– Никогда этого не говорил. – Боатти оброс щетиной.
Бледное, болезненное лицо, мятая одежда. На нем были те же полотняные брюки и легкие мокасины, что и той ночью, когда они впервые встретились с Тротти. Он постарел, словно только теперь события на Сан-Теодоро отразились на его внешности. Боатти провел рукой по подбородку.
– Только не пытайтесь больше выгораживать Розанну Беллони. Не вредите себе еще больше. Лжесвидетельствовали вы уже предостаточно, Боатти.
Боатти промолчал.
– Теперь попробуйте помочь и себе самому, и другим. Скажите, где сейчас Розанна Беллони?
Пизанелли и Майокки стояли, прислонившись к батарее.
Майокки страдальчески смотрел на зажатую в левой руке трубку. В правой он держал большой коробок кухонных спичек. Пизанелли, скрестив руки на груди, устремил взгляд на Боатти; в углах его губ притаилась недобрая улыбка. На краю батареи висела его замшевая куртка.
