– Вы что, пишете о нем статью?
– Отцы города должны были сделать выбор, и они его сделали. Убрали Бони и решили, что проблема снята. А через несколько недель, как нарочно, колокольня возьми и развались прямо посередине площади св. Марка.
Мужчины невесело рассмеялись и зашагали дальше.
На Соборной площади почти никого не было. Одинокий прелат в черной одежде и широкополой шляпе проворно вышагивал к зданиям курии. В руке он нес служебник.
Здание, к которому они направлялись, находилось на одной из узких улочек, спускавшихся от улицы Кардано к реке. Прежде там всегда была картинная галерея, но после облавы переодетых полицейских из «Костуме»[19] заведение закрыли, и оно шесть с лишним месяцев пустовало. Тротти слышал, что потом там открыл свое дело какой-то парикмахер из Парижа, но бывать внутри ему никогда не доводилось.
Снаружи стоял красный велосипед для прогулок по горам, горизонтальный руль которого чем-то напомнил Тротти коровьи рога.
Боатти улыбнулся, открыл дверь, и мужчины переступили порог; их встретил теплый резкий запах синтетических лосьонов. Парикмахер оторвал взгляд от копны женских волос, взглянул на вошедших, подняв брови, и растянул губы в быстрой профессиональной улыбке:
– Сию минуту, господа.
У него были раскосые глаза и желтая кожа азиата. Но торчком стоявшие волосы были почти рыжими. Одет он был в кожаные джинсы и белую рубашку, с шеи свисал узкий черный кожаный галстук.
В низких креслах сидели несколько женщин, над головами которых трудились девушки в белых халатах. Еще две женщины сидели под сушильными колпаками и читали.
– Меня зовут Пьер, и я очень рад, что вы ко мне зашли. – Парикмахер протянул руку. – Чем могу служить? – Он говорил по-итальянски с шепелявым французским акцентом. Другая его рука, державшая расческу, покоилась на узкой талии. Талию опоясывал широкий белый ремень.
– Уголовная полиция.
– Полиция? – Он напрягся.
Тротти показал свой жетон.
– Меня никто не предупреждал. – Парикмахер насупился. – А я весьма занятой человек. – Он жестом указал на клиенток. – У меня куча работы, а многим из этих дам скоро идти на праздник. Они наверняка спешат. Боюсь, что сегодня заниматься финансовыми делами у меня нет времени.
– Мы не из финансовой полиции. И пришли не для финансовых разбирательств.
Парикмахер, казалось, немного успокоился.
– Синьора Изелла. – Боатти кивнул в сторону одной из женщин, сидевших под сушилками. – Мы с комиссаром Тротти просто хотели бы поговорить несколько минут с этой синьорой.
Азиат кивнул в знак согласия. Над его желтоватой верхней губой едва пробивались усики.
– Конечно, конечно. Прошу прощения, но мне нужно работать. – Он улыбнулся, обнажив ровный ряд белых зубов, и направился к мокрой голове, которую расчесывал до прихода Тротти. Шел он коротенькими шажками, словно сомневался в надежности высоких каблуков своих туфель.
– Он пользуется косметикой, – шепнул Тротти.
– Ему пристало. – Боатти подошел к сидевшей под колпаком женщине и наклонился к ней. Женщина оторвала взгляд от «Гадзетта делла Сичилиа».
– Синьора Изелла! – прокричал Боатти, но его не услышали. Женщина недовольно сдвинула брови, в старческих водянистых глазах ее читалось неодобрение. Покоившиеся на коленях белые руки с длинными пальцами сжимали газету. К креслу, обитому искусственной кожей, была прислонена трость.
– Синьора Изелла!
Одна из девушек отошла от клиентки и, подойдя к синьоре Изелле, выключила сушилку. Потом она подняла яйцевидный колпак, вернулась на свое рабочее место и внимательно посмотрела на Тротти и Боатти в тусклое зеркало, которое целиком занимало одну стену помещения. У нее были красивые глаза и широкие лодыжки крестьянки с рисового поля.
– Что вам угодно? – обиженным тоном спросила синьора Изелла. Жесткие завитки ее белых волос туго стягивала сетка.
– Мы по поводу синьорины Беллони с площади Сан-Теодоро.
При упоминании о Беллони лицо старой женщины вроде бы смягчилось.
– Это мой друг – комиссар Тротти, – сказал Боатти.
– О Розанне я услыхала сегодня утром, – проговорила синьора Изелла. – А я-то думала, что она куда- нибудь уехала на праздники. Это ужасно. – Старая дама заплакала. – Это ужасно.
Палаццо находилось за церковью св. Михаила. Чем выше над землей поднимались его стены, тем толще становились красные кирпичи, из которых они были сложены; в основании стен кирпичи были толщиной в палец. Палаццо относилось к разряду тех зданий, которые возводились медленно, веками, а потому, когда в XVIII столетии оно наконец было отстроено, его архитектурный облик слегка отличался от того, что было задумано первоначально. Доска в стене оповещала, что во время Первой войны за независимость в палаццо как-то ночевал сам король Пьемонта.
– Я собираюсь навестить сына.
Старая дама опиралась на трость, но на ногах у нее были модные туфли на высоких каблуках. Мужчины следом за ней поднялись по ступенькам к массивной деревянной двери. Синьора Изелла позвонила в
