когда книга будет опубликована, то мне останется только одно оправдание – свалить большую часть вины на Эсмонда.
А что же Эсмонд? С того полдня на Брук-стрит я иногда ощущаю его присутствие, но не могу с уверенностью сказать, не является ли это плодом моего воображения. Я часто думаю о странном происшествии, которое случилось однажды поздним вечером в доме Нури. Борис демонстрировал свои способности «второго зрения» специально для Анжелы и Аластера. Нури ввел его в гипнотический транс, и его ответы на вопросы о личной жизни присутствующих были поразительно достоверны и точны. Перед тем, как вывести Бориса из транса, Нури спросил, есть ли у кого-нибудь еще вопросы к спящему. Анжела задала последний вопрос:
– Может ли он сказать нам, где сейчас находится Эсмонд?
Лицо Бориса с закрытыми глазами повернулось ко мне:
– Эсмонд – это он.
Полесловие к роману «Бог лабиринта»
В одном из номеров газеты «Дейли телеграф» за 1968 год напечатана передовая статья, где в довольно резкой форме порицается все увеличивающийся поток порнографии, захлестнувший в последнее время страницы многих печатных изданий. В частности, в этом контексте говорится обо мне и мисс Бриджит Брофи, как о двух «серьезных» писателях, которые с целью получения большей прибыли от продажи своих произведений обильно приправляют их пикантными эпизодами, что в менее либеральные времена привело бы авторов на скамью подсудимых. Я не собираюсь оспаривать этого мнения, так как действительно в некоторых своих романах писал о сексе так, как нельзя было писать лет пятьдесят назад, согласно существующему тогда законодательству. Сам я не причисляю себя к порнографическим писателям, а если кому-либо хочется считать меня таковым, то это дело их личных убеждений.
Через несколько недель статья была перепечатана в одной из газет Новой Зеландии. На эту публикацию откликнулся читатель, который в своем письме с негодованием отвергает подобные обвинения в мой адрес, сославшись на то, что большая часть моих книг посвящены таким темам, как философия, искусство, музыка и литература, а из семи моих произведений в четырех секс отсутствует вообще, или, по крайней мере, занимает в них ничтожное место. Прочитав это письмо, я укрепился во мнении, что не являюсь порнографическим писателем. Правда, за распространение моей книги «Сексуальный дневник Джерарда Сорма» один книготорговец из Новой Зеландии предстал перед судом, но был полностью оправдан. Судьи приняли решение, что – хотя я начисто лишен литературного дарования – моя книга не нарушает норм общественной морали и не может быть признана непристойной.
Несколько недель спустя после статьи «Дейли телеграф» меня пригласила одна адвокатская контора приехать на суд и дать показания в защиту книгопродавца из Брэдфорда, которого судили за продажу книги «Моя тайная жизнь» – написанной мной сексуальной автобиографии анонимного викторианца. Я ответил, что слишком занят и у меня нет времени для такого длительного путешествия из Корнуэлла в Йоркшир, которое заняло бы два дня, но они могут сослаться на мое мнение, что книга не является порнографией и я не вижу никаких препятствий для ее издания и распространения в Англии. Если этого будет недостаточно, то я готов написать статью в защиту подсудимого. И когда я начал обдумывать содержание статьи, то понял всю сложность стоящей передо мной задачи. Книга «Моя тайная жизнь» не обладает явными литературными достоинствами. Когда американское издательство «Гроув Пресс» предприняло публикацию этой книги, оно аргументировало ее тем, что эта книга якобы является ценным документом викторианской эпохи. Но подобная аргументация несостоятельна, ибо социолог может почерпнуть для своих целей из десятка страниц Чарльза Бута или Генри Мейхью гораздо больше исторических фактов, чем из трех тысяч страниц «Моей тайной жизни». Ее герой – это просто сексуальный маньяк. Секс для него призвание. Свыше четырех десятков лет он испытывал всевозможные способы сексуального наслаждения, а потом решил, что его опыт будет интересен другим, поэтому он и опубликовал свой интимный дневник. Кто может отрицать, что он прав? Конечно, не каждому захочется читать подобные откровения. Но ведь не всякий любит читать, допустим, автобиографии воинов, политиков или путешественников, хотя это не может быть аргументом против публикации подобных книг.
Нельзя также утверждать, что «Моя тайная жизнь» написана без «непристойного намерения», или как там еще формулируют подобное обвинение. Лирический герой наслаждается сексом, и он с удовольствием пишет об этом. Безусловно, этот человек грязный и скучный зануда: чтобы писать так затянуто и нудно о сексе, нужно вообще ничего не иметь в голове. Тем не менее, книга является реальностью, это – жизнь человека, это «факт действительности», такой же, как и пространные тома «Белой книги» Уэббсов, в которых подобно прослеживается история тред-юнионизма в Англии. Я понимаю, когда возбуждаются уголовные дела против публикации определенного рода негативных фактов – например, описание деталей сексуального насилия, которые раскрываются при расследованиях, – они провоцируют так называемые «подражательные» преступления. Но каждый, кто захочет подражать герою «Моей тайной жизни», не принесет никому никакого вреда, поэтому подобное обвинение также не может быть выдвинуто против этого произведения. Я не могу отыскать никакой более или менее веской причины для запрещения «Моей тайной жизни». Тем более я никак не могу оправдать такого сурового приговора – два года тюремного заключения, вынесенного судом книготорговцу в Брэдфорде за распространение этой книги.
Но аргумент о связи с действительной жизнью вряд ли применим к де Саду или к «Фанни Хилл», публикации которых я буду тоже защищать, особенно, если эти книги будут продаваться по достаточно высоким ценам, так что их дороговизна станет своеобразным фильтром и их будут читать немногие любители подобного чтива. Я не люблю де Сада и не думаю, что он «значительный писатель» в том смысле, в каком его считают таковым Жан Полан и мадемуазель де Бовуар. Основной пафос книг де Сада – это бунт школьника, бросающего вызов миру взрослых, – подобно тому как нашкодившие мальчишки часто пишут непристойные слова на заборах. Но я никогда не встану в ряды сторонников запрещения книг де Сада. Что же касается «Фанни Хилл», то сам Клеланд признался, что написал ее ради денег, – это яркий пример тех произведений беллетристики, которые Сент-Бев называл «книгами, которые читаются запоем». «Фанни Хилл» – это увлекательная, хорошо написанная книга, и в ней нет ничего такого, чего бы не знал любой взрослый человек. Следует запомнить одно, что запретить книгу – объявить, что ее нельзя опубликовать, – это литературный эквивалент казни преступника, или сожжения на костре ведьмы. Трудно относиться к этому беспристрастно. Подобно Индексу католической церкви или нацистскому публичному сожжению книг, такой варварский акт можно отстаивать только по узко сектантским мотивам, на основании общепринятых догм. Мы можем выступать против открытой торговли наркотиками или алкогольными напитками для подростков по совершенно понятным причинам – они наносят вред, особенно неокрепшему организму несовершеннолетних. Мы многое знаем о предельных нагрузках для нашего тела, но мы, по сути дела, ничего не знаем о возможностях нашего сознания, поэтому такого рода аргументы неприложимы к книгам.
Я согласен, что все это звучит как своего рода оправдание, высказанное изворотливым адвокатом, защищающим заранее проигранное дело, который пытается запутать суть проблемы и затемнить ее. У меня возникает подобное ощущение, когда я читаю многих либеральных защитников цензуры. Но когда я прислушиваюсь к своему внутреннему чувству, то я легко для себя определяю, какое произведение можно отнести к порнографии, а какое – нет. Я попытаюсь изложить здесь природу этой интуиции.
За исходный пункт я мог бы взять следующий отрывок из моей автобиографии «Путешествие к
