свете.
Я подумала о моей собственной маме.
— Как ты думаешь, мама уже родила? — спросила я. — Сколько это продолжается?
— Я почём знаю, — сказала Джуд, передёргиваясь.
— Иногда очень долго. Может быть даже несколько дней, — пояснила Рошель. — И это самая страшная боль, какую можно представить. В тысячу раз хуже, чем самая худшая боль от месячных, хотя ты, Дикси, не знаешь, что это такое.
Я вспомнила самую страшную боль, какую мне приходилось испытывать, когда девчонки из моей старой школы пинали меня в живот, пока мне не стало плохо. Я попыталась представить, каково это, когда тебя пинают в живот несколько дней подряд.
Я прижалась к Джуд.
— Малышка! — презрительно фыркнула Рошель, но, когда мы все повалились на мамин матрас, она тоже приткнулась к нам. — А по телевизору сегодня «Поп-идол», — простонала она.
— Давай вообразим, будто смотрим телевизор, — сказала я.
— Ох, Дикси, ты со своим воображением… — Рошель подняла глаза к грязному потолку. — Ой, смотрите, какая грязь! Мы тут все подхватим какую-нибудь страшную болезнь вроде бешенства.
— Бешенство бывает от бешеных собак, балда, — сказала Джуд.
Она сжала зубы и принялась рычать на неё и пускать слюни.
— Нет, от грязи бывает чесотка. У одного мальчика из нашего класса в Блечворте была чесотка. А я потом упала и ушибла голову, и у меня была корка, а учительница решила, что у меня тоже чесотка, — сказала я.
Я подумала о том, какая здесь школа. Наверное, ребята ещё противнее, а учителя ещё вреднее.
— Спой, Рошель! — попросила я.
Стоя на матрасе и отчаянно крутя задом, Рошель выдавала один за другим старые номера Бритни и Бейонс. Мы с Джуд разражались в конце каждой песни бурными аплодисментами и похвалами. Джуд несла страшную чушь, посмеиваясь над ней, говорила, что у неё ангельский голос и фигура юной дьяволицы. Рошель все приняла совершенно серьёзно и начала гордо ходить по комнате, красуясь перед нами.
Потом она затянула одну из маминых любимых песен — странную штуку группы «Квин», вроде оперной арии, с кучей непонятных слов вроде «Вельзевул» и «Галилео». Когда она добралась до «мама миа», мы заволновались. Рошель остановилась на втором «мама» и потёрла губы, как будто хотела стереть с них звук.
— До чего глупо, — сказала она, валясь на матрас.
В доме вдруг стало очень тихо. Начало смеркаться. Я подумала обо всех парнях-хулиганах, рыщущих по кварталу. И о людях, которые вламывались в этот дом, напивались тут до чёртиков и блевали в раковину.
— Может, загородим дверь буфетом, чтобы никто не вломился? — прошептала я.
— А с окном ты что сделаешь? — сказала Рошель. — Они его выбьют и запросто залезут.
— Никто к нам не полезет… А если полезут, я их вытолкаю, — пообещала Джуд. — Давайте ещё поиграем в телевизор. Чур, я буду «Матч дня».
Она вскочила и принялась лавировать по комнате между наваленных вещей, пиная завязанный узлом свитер и вопя:
— Джуд Бриллиант ведёт мяч!.. Вы только посмотрите на неё… как она умеет прорываться вперёд, маневрировать, лавировать… Давай, давай, Бриллиант, у тебя получится! Она нацелилась в ворота — готово, в самую середину! Какой гол! Девчонка блеск, настоящий бриллиант!
Джуд скакала среди коробок, размахивая руками в воздухе.
— Ну, Дикси, теперь твоя очередь, — сказала она.
— Только не какую-нибудь глупость из передач для малышей, — скривилась Рошель.
— Я буду передачей о природе. Мы в тропических джунглях, — сказала я, слезая с матраса и припадая к полу.
Я прижала к губам щётку для волос в качестве микрофона и заговорила в неё тихим, вкрадчивым голосом, как старый Дэвид Аттенборо[3].
— Гориллы не рычат, — сказала Рошель. — Они тихие и ласковые.
— Помолчи, мы смотрим Дикси! — одёрнула её Джуд.
Я продолжала кружить среди сваленной мебели, приставив ладонь к уху.
— Да, это, несомненно, рычание, — зашептала я. — Это странно, поскольку специалист по гориллам с мировым именем Рошель Бриллиант заверила нас, что гориллы не рычат. Она согласилась выступить в нашей программе и поделиться своими познаниями; она утверждает, что гориллы — кроткие, тихие создания, которые и мухи не обидят. Однако рычание кажется мне очень агрессивным. Оно слышится вот оттуда. Может быть, там берлога гигантских горилл?
— Они не живут в берлогах, бестолочь. Они живут на деревьях в гнёздах, — сказала Рошель.
— На деревьях? — удивилась Джуд. — Вот это да! Не хотела бы я проходить под этим деревом, когда кто-нибудь из них неловко повернётся и выпадет из гнёзда. Представляешь, если на тебя упадёт мохнатая горилла и раздавит насмерть!
Я рылась в маминых вещах, пытаясь найти её зимнее пальто из искусственного меха. Натянув его на голову, я запрыгнула на две стоявшие друг на друге коробки и принялась колотить себя в грудь:
— Р-р-р! Я вожак стаи гигантских горилл. Мне плевать, что говорит Рошель о других гориллах. Я очень- очень агрессивен и не выношу девчонок-всезнаек, которые воображают себя слишком умными, так что я до неё доберусь!
Я прыгнула на мамин матрас прямо на Рошель, рыча изо всех сил. Рошель завизжала и попыталась меня скинуть. Меховое пальто соскользнуло и закрыло глаза нам обеим. Где-то слышался громкий стук. Мы стали выбираться из-под пальто, пытаясь догадаться, что там делает Джуд. Но Джуд сидела рядом с нами и прислушивалась.
— Джуд!
— Кто-то дубасит в дверь, — прошипела она.
Стук раздался снова, громкий, настоятельный. В дверь колотили двое, причём один из двоих — кулаками. Потом кто-то открыл прорезь для писем и закричал в неё:
— Да открывайте же, сонные тетери!
Мартина! Мы бросились к двери. Мамино пальто путалось у нас с Рошель под ногами. Джуд добежала первая и распахнула дверь. Там стояли Мартина и Брюс.
— Ну наконец-то, — сказала Мартина.
— Вы вернулись, дядя Брюс! Я так и знала. А где же мама?
— Ребёнок ещё не родился, — сказала Мартина устало.
Тушь для ресниц у неё растеклась, так что глаза получились, как у панды, обведённые большими чёрными кругами, а волосы висели клочьями.
— Но он же чуть не выскочил прямо в машине! — вскричала Джуд.
— Видимо, когда она приехала в больницу, все замедлилось. Медсестра, с которой я говорил, сказала, что схватки ещё несильные, так что мы можем пока ехать домой. — Брюс потёр глаза и зевнул. — Девочки, а теперь мне надо ехать домой.
— «Схватки несильные»! — передразнила Мартина. — Они были такие сильные, что мама на крик кричала. Она чуть не умерла!
— Ну-ну, не расстраивай сестёр, — сказал Брюс. — Я уверен, что все будет в порядке. Она же вас всех родила без проблем, правда?
— Нет, не всех. Она чуть не умерла, когда рожала Дикси, — сказала Мартина, глядя на меня так, как
