– Да не стесняйтесь, говорите, – настаивал Эрик. – Что Фоксу от меня нужно?
– Узнаете в свое время. Я сейчас нахожусь на Сорок шестой улице, возле Мэдисон-авеню. Давайте позавтракаем вместе, и я вам все скажу.
– Почему вы оказались среди дня в городе? Разве эта таинственная работа с атомной энергией уже закончена?
– Для меня – да. Я буду ждать вас в маленьком баре, в «Ритц-Карлтоне», и мы отпразднуем конец одной моей чудесной карьеры и начало другой.
По-видимому, дожидаясь Эрика, Тони уже выпил не один коктейль, но он все-таки заставил своего бывшего коллегу выпить с ним еще. Эрик сел и, оглядывая элегантную публику, подумал о Зарицком. Интересно, где завтракает этот человек. Должно быть, мистеру Зарицкому понравится этот бар, когда настанет его черед посещать такие рестораны. Он подумал о миссис Зарицкой. Любопытно, как будут выглядеть она и Сабина, когда им придется поменяться местами.
– Я еду в Вашингтон, – сказал Тони.
– В Вашингтон? Кой черт вас туда несет? – спросил Эрик. – А-а… – протянул он, вдруг вспомнив, что там живет теперь Лили Питерс – ему говорил об этом Арни.
Тони криво усмехнулся.
– Если учесть, что вы мой старый друг и бывший протеже, то ваше «а-а» звучит довольно гадко. Очевидно, в этом городе уйма народу болтает уйму лишнего.
Эрик пожал плечами.
– Простите. Но вспомните, что в тот вечер у вашего брата была уйма народу.
– Ну их к черту, – сказал Тони. – Да, Лили тут тоже играет некоторую роль, но есть и другие причины, почему я уезжаю из Нью-Йорка. – Он иронически улыбнулся, однако тон его уже не был игривым. – Я бросаю научную работу, Эрик. По крайней мере, на время. Атомной проблемой завладели военные, а я слишком часто встречался с ними в обществе, чтобы относиться к ним всерьез в лаборатории. Они хороши только на своем месте и в своем деле. Так что вчера, пока я стоял в очереди, дожидаясь проверки документов, я решил, что пора сматывать удочки. Этот парень, что проверял у нас документы, так произносил слово «потери», что у меня складки на брюках вытягивались в струнку. И вот об этом-то я и хотел с вами поговорить: не желаете ли вы занять мое место?
– А что же вы теперь будете делать?
– Организуется секретная комиссия по наблюдению за экспортом и импортом стран «оси», а также их прихлебателей, вроде Испании и Турции, с целью установить, над чем они там работают. Комиссия эта состоит из экономистов, но им нужно несколько ученых, умеющих строить удачные догадки, – одним словом, работа для джентльмена. А как вы относитесь к тому, чтобы заменить меня в работе над ураном?
– Нельзя сказать, чтобы вы очень старались меня соблазнить, – улыбнулся Эрик.
– Да я бы последнюю собаку не стал соблазнять этим. Но Фокс просил меня перетащить вас на мое место, и я сказал, что попытаюсь. Я не добавил только, что вы будете просто дураком, если согласитесь.
– А как насчет Фабермахера? Может, он согласится?
– Во-первых, тут нужен экспериментатор, а не теоретик. Во-вторых, у него все еще паршивая репутация, а важные шишки из военного министерства не дадут себе труда докапываться до сути дела. И во всяком случае, Хьюго не выйдет из клиники раньше будущего месяца. На прошлой неделе я говорил с Эдной. Между прочим, она сказала, что Хьюго даже в клинике все время работает. Вчера Фокс получил от него записку – по-видимому, он разработал теорию, заменяющую теорию Гейзенберга об обменных силах. Хоть Хьюго это еще и неизвестно, но его работе не дадут ходу по причине, недоступной пониманию физика; сами знаете, армия есть армия. Так или иначе, а Фокс выбрал вас.
– Странно, – медленно произнес Эрик. – Мне всегда казалось, что Фокс хоть и признает меня ученым, но не слишком высоко ценит.
Тони с удивлением воззрился на него.
– Наоборот, он вас очень ценит, Эрик. Он сказал, что он сам предлагал вам работать у него, но вы отказались. Он считает, что, может быть, я смогу повлиять на вас. Фокс не делает предложений просто из вежливости. Кстати, как-то давно он заметил, что вы – один из немногих людей, о которых он не может сказать, что они неправильно сделали, выбрав карьеру ученого. В устах Фокса это просто объяснение в любви.
– Не понимаю я его, – задумчиво сказал Эрик. – Не представляю себе, что он за человек, но мне кажется, будто внутри у него что-то умерло. Слушайте, Тони, – продолжал он тем же тоном, – как мне проехать на Симпсон-стрит?
– Первый раз в жизни слышу. А что общего имеет Симпсон-стрит с Фоксом и с этой работой? – удивленно спросил Тони.
– Ничего. Что касается работы, то, даже если б я и хотел, я все равно не мог бы ее взять, особенно сейчас. Я должен оспаривать права на патент. И больше ни о чем сейчас не могу думать. Какой-то идиот меня опередил, и это чистая случайность, так как он явно даже не понимает, что это, в сущности, за изобретение. Такая нелепая история, и уж слишком она противоречит всякой логике, вот что меня убивает.
– Не хочу вас огорчать, но говорят, так уж устроен мир. Здесь все идет наперекор логике.
– Безусловно! – с жаром подтвердил Эрик. – Иначе разве мы бы занимались тем, чем сейчас занимаемся!
– Чем дольше я живу на свете, тем больше убеждаюсь, что основное мое занятие – как-нибудь убить время. А вы как считаете? Почему вы, собственно, стали ученым?
– Фокс спросил меня об этом десять лет назад, когда я впервые к нему пришел. Тогда я не знал, что ответить, да, впрочем, и теперь не знаю. Конечно, немалую роль сыграло предубеждение, что в этом мире все-таки действуют логические законы.
