Мэри заказала сандвич и кофе; Эрик решил последовать ее примеру, хоть и уверял, что совсем не голоден. Во время завтрака разговор то и дело обрывался и наступали паузы. Мэри рассказала ему, что родилась в Расине, откуда переехала в Чикаго, когда ей было двенадцать лет. Спустя четыре года ее родители развелись. Миссис Картер уже десять лет служит экономкой в одной из сестринских общин, в штате Огайо. Об отце Мэри ни разу не упомянула ни прямо, ни косвенно. Она была невысокого мнения о мужчинах вообще; иронически и не без удовольствия она подчеркивала, что ее заработок в фешенебельном женском колледже гораздо выше, чем жалованье большинства мужчин, преподающих в университетах. Эрик безошибочно чувствовал ее скрытую злость, и временами она неожиданно передавалась ему.
Мэри взглянула на его чемоданчик.
– Где вы будете ночевать? – спросила она немного погодя.
Его вдруг охватило теплое чувство к ней – доброму, славному человеку, к которому он мог бы привязаться, и тут же ему стало ясно, что он потерял всякое преимущество перед нею. Именно по этой причине любое осложнение вызвало бы теперь тягостные последствия. Тем не менее Эрик ответил очень спокойно, словно не понял скрытого смысла ее вопроса.
– Я рассчитывал остановиться в преподавательском клубе, – сказал он, – но раз уж мы в городе, я могу пойти в какую-нибудь гостиницу.
Мэри не сводила с него вопрошающего взгляда. Краска уже схлынула с ее щек, но она продолжала смотреть на него, словно настаивая на своем невысказанном предложении. Затем она стала натягивать перчатки.
– Ладно, – сказала она ровным тоном. – Тут как раз недалеко отель «Моррисон». Это вроде нью- йоркского «Мак-Альпина».
– Я даже не знаю, что такое «Мак-Альпин». Я провел несколько лет в Колумбийском университете, но по-настоящему так и не видел Нью-Йорка.
Она машинально улыбнулась; с такой же улыбкой она сказала бы «ничего, пожалуйста» случайно толкнувшему ее прохожему.
Они вошли в вестибюль гостиницы; пока портье записывал его имя, Мэри стояла поодаль.
Коридорный пошел к лифту, и Эрик Сделал Мэри знак рукой.
– Пойдемте, я хочу посмотреть комнату, – настойчиво сказал он. – Это займет одну минуту, заодно я оставлю чемоданчик.
Мэри слегка заколебалась. Ее бледное лицо казалось усталым, затем на нем появилось выражение решимости, и она пошла, уступая крепкому пожатию его руки, взявшей ее за локоть. В первый раз за этот день он прикоснулся к ней.
Комната оказалась небольшой, очень опрятной и светлой. За окном внизу виднелся кусочек залитой ярким солнцем улицы. По холодному ясному небу быстро неслись облака; внизу, на улице, царило беспрерывное движение. Коридорный вышел; Мэри стояла у двери, следя глазами за Эриком. Он положил чемоданчик на стул – и больше, в сущности, делать тут было нечего. Но ему не хотелось уходить и одинаково не хотелось оставаться с Мэри с глазу на глаз.
– Вы готовы? – тихо спросила она.
– Одну минутку. Славная комната, не правда ли?
– Да, ничего. Вы готовы?
– В чем дело, Мэри?
– Ни в чем.
– Вы как будто сердитесь.
– Вовсе нет. Чего ради я буду сердиться?
– Тогда почему же вы все-таки сердитесь?
– Ах, Эрик, – с тоской сказала Мэри. Она сняла шляпу и, сев на кровать, подняла на него глаза.
– Скажите, – спросила она, – зачем вы приехали в Чикаго?
– Ради бога, Мэри!.. – он отвернулся к окну. – Я никогда не думал…
– Ладно, Эрик. – Она встала. – Я не собираюсь вас домогаться.
– Не надо так, Мэри! Если я выгляжу дураком, то еще большим дураком себя чувствую. Я приехал потому, что хотел вас видеть.
– Ну, так вот я, смотрите, – сказала она со злостью.
Эрика больно задел ее тон.
– Мне очень приятно вас видеть.
– И это все? – тихо и настойчиво спросила она.
– Это все, – мягко сказал он. – Черт возьми, Мэри, вы же знали, что я женат.
– А вы разве этого не знали? – она повернулась к зеркалу и надела шляпу.
– О, Мэри… – Он подошел к ней сзади и положил ей руки на плечи.
Она резко высвободилась.
– Не надо.
– Пойдемте отсюда. Я куплю Сабине то, что она просила. Потом вместе пообедаем, а вечером куда- нибудь пойдем.
