– Джон, будь добр, зайди, пожалуйста, к нам, – отчетливо произнес он. – Мы с мамой хотим обсудить с тобой кое-что важное.
– Конечно, папа, – Джон спрятал книжку под подушку, подальше от Карлы, и последовал за отцом. В комнате родителей на маленьком кресле в углу сидела Сильвия. На ней было новое, только что пошитое бледно-голубое платье. Когда вошел Джон, она достала из сумочки сигарету и, резко чиркнув спичкой, закурила.
– Нам нужно поговорить с тобой об очень серьезном деле, сын, – начала она, при этом глаза ее выражали мольбу.
– Каком? – спросил он.
В комнате стояли две одинаковые кровати под белыми кружевными покрывалами, доставшимися Барту в наследство от матери. Барт присел на ту, что стояла ближе.
– Известие не очень приятное, сын, – сказал он.
– Что случилось? – снова спросил Джон. В воздухе витал аромат маминой пудры и духов, напоминающий запах сирени. В зеркале туалетного столика отражалась стеклянная ваза с тремя красноватыми кленовыми листьями.
– Мы с мамой разводимся, – произнес Барт.
В полной тишине выстрелила спичка, которую Сильвия зажгла, чтобы прикурить потухшую сигарету.
– Разводимся, – повторил Барт, подумав, что мальчик не понял, о чем речь.
– Почему? – Джон стоял очень прямо, и голос его звучал твердо.
По лицу Барта промелькнула тень, но тут же исчезла, и уже приторно-фальшивым тоном он ответил:
– Когда люди любят друг друга, они женятся. Иногда они перестают любить друг друга, и тогда им лучше разойтись. Это называется разводом.
– Ты поймешь, когда вырастешь, – натянуто проговорила Сильвия.
– Да, – подтвердил Барт.
За окном залаяла собака Хаспера.
– Когда? – переспросил Джон.
– Когда вырастешь, – повторил Барт.
– Нет, когда вы разводитесь?
– Мама уезжает сегодня после обеда.
– Джон, дорогой, но на тебе это не слишком отразится, – сказала Сильвия. – Ты будешь учиться в хорошем интернате, мы уже договорились.
Джон промолчал.
– Мама забирает Карлу, а ты, надеюсь, в перерывах между учебой и лагерем будешь со мной.
Джон издал какой-то звук, шумно выдохнул воздух и повернулся к матери.
– Ты берешь Карлу?
– Да.
Вдруг ему пришло в голову, что мать оставляет себе Карлу просто потому, что любит ее больше. Эта мысль настолько его ошеломила, что он потерял дар речи.
– Не переживай, – сдерживая волнение, проговорил Барт. – Мы с тобой будем жить замечательно.
– И ко мне как-нибудь приедешь, – добавила Сильвия.
– Нет, – еле слышно произнес Джон.
– Что, дорогой?
– Никогда! – с трудом выдавил Джон.
– Джонни! – воскликнула Сильвия, поднимаясь с кресла. – Пожалуйста, не надо так!
Она притянула его к себе, и он против своей воли на какое-то мгновение прижался щекой к ее груди, вдыхая знакомый аромат духов, но тут же отстранился.
– Не стоит огорчаться, – сказала она. – Ты скоро станешь взрослым, и мы будем часто видеться.
Джон ничего не ответил; он плакал и, пытаясь сдержать слезы, часто-часто всхлипывал.
– Мы не будем скучать вдвоем, – робко пытался утешить его Барт.
Джон молча глядел то на мать, то на отца. Потом вдруг взвился и опрометью помчался к себе. Он слышал, как вскрикнула мать, но не остановился и, вбежав в свою комнату, запер дверь.
Скоро слезы высохли; более того, он чувствовал, что у него пересохло во рту. Ему почудилось, что следом за ним в комнату проник приторный запах духов и пропитал здесь каждый предмет.
В тишине он услышал шаги матери и стук в дверь. Он не ответил.
– Джонни! – позвала она. – Впусти меня. Он лежал и молча сжимал кулаки.
