– Заряжено, – сказал он. – Позволь, я сам. У меня давно уже руки чешутся.
– Сделайте сначала предупредительный выстрел, – сказал Джон.
Херб выстрелил в воду. Услышав выстрел, Хаспер выбежал на конец причала, и раздался его голос, перекрывший собачий лай:
– Нет! Нет!
– Тогда привяжите его, – мрачно сказал Джон. Хаспер пристегнул к ошейнику животного цепь и встал, широко расставив ноги. Когда шхуна причаливала, казалось, собака взбесилась, и, чтобы удерживать ее, Хасперу потребовалось напрячь все свои силы. Херб Эндрюс протянул Джону ружье.
– На-ка, – сказал он. – Лучше прихвати ружье с собой. Этот сумасшедший идиот может отпустить пса.
С ружьем под мышкой Джон стал спускаться на берег.
– Подожди! – окликнул его Херб. – Фонарь тоже возьми. На причале полно дыр.
Взяв фонарь в одну руку, а ружье в другую, Джон ступил на причал. В луче прожектора Херб продолжал держать Хаспера и обезумевшую собаку.
– Папа здесь? – прокричал Хасперу Джон, но либо старик не хотел отвечать, либо не смог его расслышать из-за шума, производимого зверем.
Джон с отвращением повернулся и пошел к берегу, выбирая себе дорогу среди дыр и прогнивших бревен. Добравшись до тропинки, он побежал. В ветвях деревьев над головой пронзительно свистел ветер.
«Ничего странного, что не горит свет, – утешал он себя, подходя к гаражу сзади большого старого дома на холме. – Сейчас половина третьего ночи, и, конечно же, свет погашен». Однако кое-что показалось странным. Повсюду на грязной земле у входной двери гаражного помещения виднелись только следы собачьих лап и никаких больше. Еще сильнее, чем раньше, Джона охватило дурное предчувствие, что отец болен, если не умер вообще.
«Нет, – решил он, – этого не может быть. Если бы он заболел, Тодд Хаспер позаботился бы о нем, а в случае смерти меня бы поставили в известность.
Почему в грязи нет следов Хаспера?»
«Может, здесь никого нет, – подумал Джон. – А может, папа заболел и перебрался к Хасперу».
Обуреваемый страхом, Джон поднялся по ступеням темного крыльца, чуть не поскользнувшись на собачьем дерьме, и заколошматил в дверь. Ответа не последовало. Он ясно представил себе, как в доме лежит мертвый человек, возможно, мертвый уже несколько недель. Прислонив ружье к стене дома и поставив фонарь на крыльцо, он закричал во всю силу своих легких:
– Пап! Пап! Впусти меня! – и обрушил на дверь град ударов, так колошматя по дереву кулаками, что содрогалось все здание.
– Да? – вдруг послышался изнутри слабый голос Барта. – Да? Да? Кто там?
– Это я! Твой сын! Это Джон!
Дверь открылась, и в ней со свечей в дрожащей руке появился Барт, одетый в запачканную и мятую офицерскую форму лейтенанта. Он не брился уже несколько недель, и с его подбородка свисала жидкая восточного вида бородка.
– Джон! – поразился он. – Джон! Что ты здесь делаешь?
– Я приехал поговорить с тобой кое о чем, – сказал Джон.
– Почему у тебя ружье?
– Боюсь собаки.
– С тобой все в порядке? Что-нибудь случилось?
– Все нормально. Давай выпьем кофе и поговорим.
– Хорошо, – сказал Барт и зажег масляный фонарь.
– Что с электричеством? – спросил Джон.
– Этот ублюдок Хаспер… Мы подрались. И он отключил наш дом.
– Подрались?
– Сволочь сумасшедшая, – продолжал Барт. – Он не хотел больше привязывать собаку даже несмотря на то, что псина порезала всех овец и ягнят, которых должна охранять. Я избавлюсь от него.
Он зажег еще один фонарь.
– Собака нападала на тебя?
– Все одно – я теперь не выхожу из дома. Только летом.
– Как же ты достаешь продукты?
– В подвале целый склад. Попросил Эндрюса привезти. Я здесь на полном самообеспечении.
Джон прошел на кухню сварить кофе. Вид отца в старой форме, с тощей бородой, шокировал его, и, когда он ставил кофе на плитку, рука его дрожала.
– Похоже, ты замерз, – сказал Барт. – Не хочешь выпить что-нибудь?
– Спасибо, нет.
