обошлось и без подвоха: в обратные попутчики себе он обязан был прихватить священника, за которого отвечал головой.
37
Отец Романо раскрыл одну из коробок, загромождавших его новое жилье в Америка-хаус, покопался в ней и извлек кожаный рюкзачок, предназначенный для недолгих поездок. Затем он вынул из ящика стола паспорт и начал складывать вещи. По пути домой священник пытался привести мысли в порядок и уразуметь, ради чего он так поспешно летит в Вену. Получалось, что он сорвался с места, повинуясь минутному порыву. Романо убеждал себя в том, что им движет пытливость исследователя, но его неотвязно преследовало и иное соображение: было в Бритт Хэймар нечто такое, чему он не находил объяснения. Неуловимый взгляд ее глаз… и манера разговаривать. Все это действовало ему на нервы, не давало покоя.
Сунув в рюкзачок туалетные принадлежности, Романо еще раз проверил, не забыл ли чего. Бритт заинтересовала его своей одержимостью, почти богохульным философствованием, стремлением опровергнуть христианские каноны. Однако ничто в ее выкладках во время беседы с аспирантами и близко не подтвердило эти спорные теории. Даже если такой документ существует и даже если это действительно подлинник времен Христа, его мог составить какой угодно экстремист или иудейский верховный жрец — с целью подорвать авторитет молодого христианского вероучения. Не все в толковании древних манускриптов и подтверждении их подлинности решается углеродным анализом.
Романо не мог избавиться от ощущения, что Бритт Хэймар что-то от него утаивает — причину, по которой она всем этим занимается. Некое обстоятельство, о котором она боится или просто не решается рассказать. И это нечто, возможно, подскажет ему, из-за кого — или из-за чего — погиб Тэд.
Уже в дверях Романо вспомнил об отце Кристофоро. Он уже схватился за телефон и принялся набирать номер помощника отца-магистра, но вдруг сообразил, что в Риме скоро наступит ночь. Тогда он наскоро набрал со своего компьютера электронное сообщение для Кристофоро о покушении на профессора Бриттани Хэймар. Он оповестил его о встречах Бритт с ныне покойными священниками, состоявшихся благодаря звонку таинственного незнакомца. Тот назвал ей кодовые имена иезуитов, утверждая, будто оба они располагают информацией о Христовой родословной. В послании Романо упирал на то, что известие о смерти отца Метьюса глубоко потрясло Хэймар и что, по его мнению, она не имеет прямого отношения к кончине священников. В конце он известил отца Кристофоро о том, что вылетает вместе с Бритт в Вену, где собирается встретиться с неким священником, который, возможно, прольет свет на недавние трагедии. Напоследок Романо упомянул о странном письме отца Метьюса, в котором наставник требовал от него как можно скорее связаться с отцом Синклером, и пообещал держать отца Кристофоро в курсе предстоящих событий.
Только нажав клавишу «Отправить», Романо понял, какую совершил глупость: с помощью «Блэкберри», позаимствованного у Чарли, можно было заняться почтой прямо в очереди в аэропорту! Он взглянул на часы и похолодел: даже если еще остается надежда вовремя добраться до аэропорта, добыть билет на тот же рейс, что у Бритт, и пройти таможню, то, как пить дать, ему сейчас попадется не таксист, а настоящая черепаха!
Романо забросил рюкзачок на плечо, кинулся к черному входу, бегом добрался с 56-й улицы до Шестой авеню и отчаянно замахал первой попавшейся машине. Таксист плавно затормозил и, услышав от Романо JFK,[14] расплылся в ухмылке. Сделав несколько резких поворотов, он направился к туннелю Куинс-Мидтаун, затем выехал на магистраль Лонг-Айленда, и только тогда Романо немного расслабился и перевел дух. Впрочем, он до сих пор не мог уяснить, зачем ему сломя голову мчаться в Вену — как выразился Чарли, с «симпатичной дамочкой».
38
Ближе к вечеру Гавриил, надвинув на лоб козырек кепки с эмблемой «Нью-Орлеанских святых», вошел в телефонную будку на авеню Сент-Чарльз. На фасаде отеля «Роял Сент-Чарльз» трепетал на ветру американский флаг. Гавриил набрал номер и немедленно услышал в трубке голос отца Синклера.
— Я только что приехал, — сказал Гавриил. — Скоро буду в отеле. Все прошло без затруднений?
— Да, довольно гладко, но все же я вздохну свободнее, когда ты объяснишь мне, что произошло.
— Слежки точно нет?
— До гостиницы я всю дорогу шел пешком, но никого подозрительного рядом не было. Из осторожности я даже сделал порядочный крюк. Когда мы едем? Все ли ты продумал?
Гавриил огляделся: прохожие, как обычно, направлялись в сторону Французского квартала, спеша успеть к началу часа утех.
— Все будет нормально, — заверил он. — Я контролирую ситуацию. Я сейчас приду к тебе и все разъясню. В каком номере ты остановился?
— В шестнадцатом. Третий этаж, сразу от лифта направо.
— Через несколько минут жди.
Гавриил повесил трубку, закинул на плечо дорожную сумку и зашагал к гостинице. У главного входа он подождал, пока женщина в цветастом платье и старомодной ярко-розовой шляпе и мужчина в футболке с изображением «Яростного Кейджина»[15] исчезнут за крутящимися дверьми, вошел вслед за ними и, когда парочка завернула в холле в уютный бар, направился прямиком к лифту.
Поднимаясь на третий этаж, Гавриил успел вынуть из сумки портсигар и сунуть его во внутренний карман пиджака. Лифт резко остановился. Он опустил руку в боковой карман, стиснул лежащий там «Тэйзер»[16] и коротко постучался в шестнадцатый номер.
Дверь открыли сразу. Гавриил ворвался в комнату и приставил «Тэйзер» к груди Синклера. Глаза у оглушенного священника полезли из орбит, он обмяк и рухнул на ковер. Пока тело билось в конвульсиях, Гавриил запер дверь на замок и на внутреннюю задвижку, затем открыл портсигар, извлек оттуда шприц и медленно вколол его в грудь Синклеру, вводя препарат прямо в сердце.
Убрав пустой шприц обратно в портсигар, из второго его отделения Гавриил достал крохотную ампулу, вскрыл и накапал себе на указательный палец немного маслянистой жидкости. Начертив на лбу Синклера крест, он произнес: «Прими миропомазание в знак Господней любви и прощения. Да пребудет на тебе благодать Святого Духа». Пометив крестным знамением ладони священника, Гавриил добавил: «Да отринет Господь от тебя грех и дарует спасение и воскрешение. Аминь». Молитвенно сложив руки, он молча пронаблюдал, как у Синклера наступила агония и он испустил дух.
Затем Гавриил осторожно втащил труп в ванную, раздел его и положил в ванну. Из третьего отделения портсигара он вынул металлический шип с наконечником в виде плоского креста, а из дорожной сумки — молоточек. Вполголоса читая псалом на латыни, Гавриил пробил шипом запястья и ступни Синклера. Он передохнул, стер со лба капли пота и острым лезвием шипа сделал надрез у трупа в боку, а его острием выколол круг на макушке жертвы.
Закончив работу, Гавриил тщательно вытер туалетной бумагой следы крови и смыл ее в унитаз. Он аккуратно вынул тело из ванны и отнес его в спальню, где положил поверх расписного покрывала. Там Гавриил вновь надел на Синклера трусы, сложил ему руки ладонями вместе, закрыл трупу глаза и прочитал отходную молитву. Отмыв в ванной лезвие ножа и шип, он тщательно ополоснул стенки ванны, чтобы не оставлять улик, затем позвонил в приемную архиепископа в Нью-Орлеане и попросил проверить, все ли ладно с отцом Синклером — с ним вроде бы случилась неприятность в отеле «Роял Сент-Чарльз».
Спешно покинув гостиницу, Гавриил отправился в близлежащий Французский квартал, где окликнул такси и устремился в аэропорт, к финальному этапу своих религиозных исканий. Им овладело
