которым обнесен наш сад.
Я рванулась ей навстречу. Мама только вздохнула.
— Таня, забор не предназначен для того, чтобы на нем сидели, — заметила она.
— Это точно, он жесткий и неудобный, — сказала Таня, соскакивая вниз и потирая красные отметины на бедрах. — А что это у вас за пакеты? Мэнди, тебе надарили подарков? Ох и везучая ты!
Я мигом пожалела о том, что ничего не купила Тане. Она-то подумала обо мне и подарила мне резинку.
— У меня есть кое-что для тебя, — нашлась я, вручая ей механический карандаш.
Мама приподняла брови, но промолчала.
— Ух ты, клево! Подарок! У меня никогда не было механического карандаша. Вот спасибо! — искренне обрадовалась Таня и чмокнула меня в щеку. А потом встала на цыпочки — и чмокнула маму.
— Показывай, чем прибарахлилась, — велела Таня, ныряя в пакет.
— Прелесть какая! — воскликнула она, вытаскивая мои обновки, шорты и футболку.
Мама удивилась и обрадовалась одновременно.
— Что ты прикидываешься? — шепнула я Тане. — Ты бы в жизни такие не надела.
— Согласна, — ответила Таня. — Но тебе они здорово пойдут.
— Ну, спасибо! — сказала я, толкая ее в бок.
— Это все? — спросила Таня, роясь в другом пакете. — Смотри-ка, ручка, прямо как мой новый карандаш! А это что такое?
— Купальник.
— Ну-ка, посмотрим. Прелесть что за кролики, мне нравится.
Я недоверчиво разглядывала ее сквозь очки, не понимая, шутит она или говорит серьезно.
— Разумеется. Мэнди ходит с папой в бассейн каждое воскресенье, — сказала мама, бережно складывая вещи и убирая их в пакеты. — Ну все, Мэнди, поговорили — и домой. Нас ждет чай.
— Мэнди, тебя папа научил плавать? А меня он научит? Можно, я пойду с вами?
— Конечно! — обрадованно откликнулась я.
— Посмотрим, — сказала мама.
Я знала, что значит ее «посмотрим». Вежливое «нет».
Но папа меня поддержал.
— Конечно, давай возьмем с собой Таню, — сказал он.
Я победоносно взвизгнула.
— Ничего хорошего из этого не выйдет, — подала голос мама из кухни. — Таня уже ходит за нашей Мэнди хвостом.
— Ничего подобного, это я хожу за ней хвостом! — возразила я.
— Умерь пыл, Мэнди, — сказала мама, выходя в прихожую прямо в переднике. — Дай папочке спокойно переодеться и отдохнуть. Обсудим поход в бассейн позже.
— Мы уже обсудили, мам. Папа сказал: «Конечно», — ответила я.
Папа продолжал настаивать на своем, сколько мама ни пыталась его переубедить.
— Я знаю, что ты считаешь Таню хорошей девочкой, но мне не по душе эта дружба. Я говорила с миссис Уильямс, и она сказала мне, что Таня из кошмарной семьи.
Мама перешла на шепот. Я напрягла слух. Мне мерещилось, что она вот-вот произнесет слово «воровка».
Папа увидел, что я закусила губу.
— Бедная, бедная Таня. Тяжело же ей пришлось в жизни, — сказал он. — Значит, нам остается только окружить ее двойной лаской. Показать, как живут счастливые семьи. Она очень милая девочка, что тем более удивительно после всего, что ты мне рассказала, и заботится о нашей Мэнди со всей душой. Что плохого в их дружбе? Ты боишься, что Таня дурно повлияет на Мэнди. А ты не думаешь, что Мэнди может хорошо повлиять на Таню?
Я взмахнула рукой от восторга. Папа наголову разгромил все мамины возражения.
В воскресенье мы втроем отправились в бассейн — Таня, папа, я. Сперва Таня не хотела идти. Мы зашли за ней в половине седьмого, но миссис Уильямс сказала, что Таня все еще в постели, хотя она уже дважды ее будила.
Таня вышла к нам десять минут спустя, бледная, заспанная, всклокоченная. Я первый раз увидела ее лицо без макияжа. Она казалась совершенно другой. Совсем девчонкой. Слабой. Ранимой.
Папа, который уже было разворчался, томясь в ожидании, улыбнулся:
— Доброе утро, Таня!
— Доброе утро! Или скорее ночь, — сказала она. Улыбнулась папе. Показала мне язык: — Что ты так смотришь, будто в первый раз меня увидела? — Потерла сонные глаза, провела рукой по волосам. — Выгляжу, наверное, как чучело.
— По-моему, ты прекрасно выглядишь, — сказала я.
Я ждала, что у Тани непременно будет бикини, но она надела обычный синий купальник, старый и выцветший.
— У меня даже купальника нет. Этот носила дочка миссис Уильямс, еще когда училась в школе. Гадость, правда? Смотри, протерся до дыр. — Таня поковыряла пальцем крошечные дырочки в ткани. — Меня могут арестовать за разгуливание в таком виде!
— Да нет, нормальный купальник, — сказала я. — Вот у меня дурацкий. — Я подергала бантик, покрутила кроличьи морды.
— Ты в нем такая хорошенькая! — с затаенной грустью произнесла Таня. — Везучая, тебя родители балуют. А твоя мама не ходит в бассейн?
Я ответила ей долгим взглядом. Мы обе представили себе мою грузную маму в обтягивающем купальнике. Виновато хмыкнули.
— Да, думаю, не ходит, — сказала Таня.
Мы сложили вещи в один шкафчик. Моя футболка и шорты уютно легли рядышком с леггинсами и топиком Тани. Мне пришлось снять очки. Я всегда чувствую себя без них не в своей тарелке. Весь мир расплывается перед глазами, становится далеким. Приходится буквально нащупывать дорогу к воде. Я вижу лишь огромную, сверкающую массу голубого впереди.
— Давай я тебе помогу, — сказала Таня, крепко сжимая мою ладонь. — Где же твой папа? А, вижу, вижу. Вон он, на краешке. Вы будете нырять? — Она резво повела меня к нему. Наши босые ноги шлепали по влажной плитке. — Спорим, вы не умеете нырять! — сказала она.
— На что спорим? — весело откликнулся папа, как подросток.
Он нырнул и поплыл, мерно загребая воду и сверкая пятками, — и вскоре растворился в зеленовато- голубом пространстве.
— Надо же, и правда умеет! Молодец твой папа! — сказала Таня, от души веселясь.
Папа подплыл к нам. Он тоже смеялся. Подтянулся и сел на бортик, болтая ногами и сверкая капельками воды. Я застеснялась его толстого живота и седой волосатой груди. Но Таня явно думала, что лучше папы в мире нет.
— Слушайте, научите и меня нырять. У вас здорово выходит! И плавать по-настоящему научите, а то я умею только грести по-собачьи.
Она болтала и болтала, но в воду лезть не спешила. Папе пришлось взять ее за руки и уговаривать спуститься вниз по лесенке. Я прыгнула вслед прямо с бортика. Но и тогда Таня никак не решалась оторвать ноги от дна или опуститься в воду по плечи. Она дрожала, обхватив себя руками. Когда папа предложил научить ее плавать кролем, она застеснялась, начала отказываться и вспомнила, что у нее слабые уши и она может их застудить, если намочит голову.
Папа не стал ее принуждать. Вместо этого мы принялись прыгать и плескаться на мелкоте, сначала вдвоем, а затем вместе с Таней. Она отчаянно визжала, но вскоре пообвыклась и стала заливисто хохотать.
— Мы — семейка попрыгунчиков, — сказала она. Мы вели веселый мокрый хоровод. — Мы се-мей-ка по-пры-гу-шек, папа, Мэнди и Танюша, — пропела она.
