постели ребенка. Спустя несколько минут она закрыла глаза. Он отнял руку от ее рта. Теперь она дрожала и выгибалась под ним. Он ускорил темп. Глаза ее широко раскрылись, и он кончил в нее и потом еще долго оставался в ней, сотрясаясь дрожью и постепенно успокаиваясь.
На следующий день она подала ему завтрак. Все было как обычно, только глядела она теперь на него прямо, без стеснения.
Весь день он провел на воздухе, следя за погрузкой вольфрама в вагонетки, и возвратился в дом Абрантеша уже в сумерки. После ужина престарелая чета отправилась спать. Девушка осталась за столом с Фельзеном. Никакого разговора между ними не было. Потом он встал, чтобы идти спать. Она дала ему плошку углей. Он спросил, как ее зовут, и она ответила: «Мария».
Через час она пришла к нему. На этот раз, когда ребенка в постели с ними не было, он мог действовать решительнее, но того тихого посвистывания, которое она издавала с Абрантешем, он от нее не добился.
Утром, одевшись, он проверил свой «Вальтер Р-48» и сунул его за пояс. На полу сохла грязь от ее следов.
За завтраком он попросил ее убрать в его комнате и сел в полумраке главного дома, слушая шум дождя и дожидаясь Абрантеша.
13
Мы с Карлушем стояли возле многоквартирного дома, где жил бывший любовник жены адвоката. Дом был новенький, выкрашенный в отвратительный желтый цвет, с видом на железную дорогу и море за нею. Он высился над Маржинал с ее супермаркетом. Жилище не роскошное, но далеко превосходящее возможности простого полицейского. Возле дома на огороженном цепью участке балюстрады был припаркован новенький джип, кажется «ранглер» или что-то вроде этого, с хромированной решеткой радиатора и полированным корпусом. Только хороший джип мог выдержать неровные дороги Кашкайша. Под домом был небольшой гараж, где стояли серебристый БМВ и черный мотоцикл «Кавасаки-900». Весь этот транспорт принадлежал Паулу Бранку, обитателю многоквартирного дома. Агент по продаже как раз приоткрывал ногой щель в двери, мороча голову паре молодоженов, собравшихся уходить. Пройдя мимо этой группы, мы поднялись в пентхаус.
Паулу Бранку мы подняли с постели. К двери он подошел в шортах и с явными следами недавних любовных утех, хотя партнершу его мы не увидели, если не считать выпроставшейся из-под простыни смуглой руки и коричневой ступни, свесившейся с кровати. Он был красив той банальной красотой, которой могут похвастаться сотни мужчин — зачесанные назад черные волосы, темно-карие глаза, твердый подбородок, накачанное тело. Держался он с любезной уверенностью, которую утратил, едва увидев наши документы.
Мы прошли в огромную гостиную с большим, от пола до потолка, окном в эркере и чудесным видом из него. Сели за стол, на котором были разбросаны фотографии и лежали четыре ярких навороченных мобильника.
— Вы знакомы с сеньорой Терезой Оливейрой? — спросил я.
Он нахмурился.
— Это жена доктора Акилину Диаша Оливейры, адвоката. У них дом здесь, в Кашкайше, — напомнил я ему.
— Да, мы знакомы.
— Каким образом?
— В прошлом году я продал им компьютер.
— Вы занимаетесь торговлей компьютерами?
— Раньше занимался. Теперь работаю на Экспо. Большинство оборудования поставил туда я.
— Это то барахло, что не работало? — поспешил подковырнуть его Карлуш.
— У нас были сложности с установкой.
— Но деньги вы, однако, получили?
На фотографиях на столе был запечатлен сельский дом — судя по местности, в Алентежу: вокруг пробковые дубы и оливковые деревья. Еще одна примета роскоши.
— Это тоже ваш? — спросил Карлуш.
Он кивнул.
— Нам известно, что вы находились в связи с женой адвоката. Когда это имело место?
Он кинул взгляд через плечо на дверь спальни и чуть приоткрыл ее.
— В мае, — сказал он. — По-моему, это был май прошлого года. Можно мне кофе выпить? Хотите?
— Мы ненадолго вас задержим, — сказал я. — Зачем вы вступили в связь с Терезой Оливейрой?
— Что за странный вопрос!
— Простейший, по-моему, — заметил Карлуш.
Он наклонился через стол, изображая доверительность.
— Ей был нужен секс. Она сказала, что ее старичок больше на это не способен.
— Где это произошло?
— В обычном месте, — отвечал он; убедившись, что мы не налоговики, он приободрился, и к нему отчасти вернулось нахальство.
— Место?
Он улыбнулся Карлушу любезнейшей из своих фальшивых улыбок.
— В их лиссабонском доме.
— А здесь?
— Раз или два по пятницам, когда я возвращался домой пораньше, она приезжала и сюда, но чаще всего это бывало в Лиссабоне. Я выезжал по звонкам к клиентам и заскакивал к ней.
— Ну а дочь? — спросил я. — Катарина?
Он бросил на меня взгляд человека, чей парашют не раскрылся.
—
— Ее звали Катариной.
—
— Так я выразился.
— Но, послушайте… С Катариной я не виделся вот уже… уже…
— Продолжайте. В течение какого времени?
Он судорожно сглотнул и взъерошил свою стильную прическу.
— Мы слышали, вы и с ней спали, — сказал я. — Когда это было в последний раз?
Хлопнув себя по ляжкам, он вскочил и, выкрикнув что-то нечленораздельное, забегал по комнате, размахивая руками. Мы стремительно превращались в героев мыльной оперы.
— Сядьте, сеньор Бранку, — сказал я, поднимаясь и указывая ему на стул.
Он замер. Дверь в спальню щелкнула, закрывшись. Находившаяся там девушка, возможно, искала свое белье. Паулу Бранку сел и сжал ладонями голову, не желая больше слушать.
— Я требую адвоката, — сказал он.
— Но в вашем распоряжении имеется телефон одного адвоката здесь, в Кашкайше! — с наигранной беспечностью бросил Карлуш.
— Мы не собираемся инкриминировать вам сексуальный контакт с несовершеннолетней или, как это чаще именуется, совращение малолетней, сеньор Бранку, — сказал я. — Но вот если вы ее убили, это дело другое. Тогда действительно вам может понадобиться адвокат.
