Когда мать вышла, Пенни забралась под одеяло и притворялась спящей, пока и вправду не уснула.
Проснувшись утром, Пенни натянула куртку поверх пижамы, просунула ноги в тапочки и, стараясь не разбудить мать, спустилась вниз, сжимая в руке «корвет».
Постояла под деревом, теребя пальцами кору и оглядываясь. Затем отгребла листья и поставила «корвет» на землю, чтобы хромированная решетка смотрела прямо на дверь дома напротив.
В спальне она подтащила кресло к окну, и, вынув из сумки учебник английского, открыла его так, чтобы верхний край не мешал видеть «корвет». Скоро руки устали держать учебник на весу. Тогда Пенни начала кружить по комнате, после каждого круга останавливаясь у окна. Наконец, не выдержав, переоделась в джинсы и свитер, черкнула матери записку: «Ушла погулять. Целую, Пенни» и зашагала к складу. Над горизонтом вставало солнце.
Соседский мальчишка появился спустя пятнадцать минут, нечесаный и босой. Обеими руками он, словно подарок, прижимал к себе «корвет». Поставив машинку на землю, он привалился плечом к стене рядом с Пенни.
— А ты быстро, — сказала она.
— Бабушка не отпускала, пока я не позавтракал.
— А родители?
Мальчишка сполз по стене и уселся на корточки. Пенни присела рядом. Ей хотелось положить голову ему на плечо, но она не решалась.
— Понятия не имею, где они, — ответил он, пожав плечами. — Где-то.
— Как это?
— Мама работает в Алабаме, отца я никогда не видел.
— А мой отец остался в Кингстоне, где мы жили раньше, — сказала Пенни, хотя, кажется, он не слушал.
Несколько минут молчание нарушалось только скрипом подошв о гравий, затем он спросил:
— Ты скучаешь по нему?
— Нет, — ответила Пенни, на мгновение поразившись своему ответу. Затем, осознав, что так оно и есть, повторила увереннее:
— Нет, совсем не скучаю.
— И я не скучаю. Подумаешь, очень надо.
Некоторое время они молчали, затем соседский мальчишка вытащил зажигалку и начал щелкать ею. Пенни наблюдала, как спокойно, почти устало он смотрит на пламя. Пенни пыталась найти тему для разговора. Ей никогда не удавалось проникнуть в мысли собеседника, понять, чего от нее ждут, и Пенни просто покусывала губы, надеясь, что в голову само собой придет что-нибудь гениальное. Ей хотелось, чтобы у нее тоже была зажигалка, хотелось чем-то занять руки, поэтому Пенни подняла с земли машинку и прижала к себе.
— Мои соседи Бейкеры… — начала она.
— Они меня не любят, — перебил он, не переставая щелкать.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, и все.
— Они сказали, что ты зачем-то прыгал с крыши.
— Прыгал.
— Зачем?
— Хотел кое-что проверить. Не вышло. Правда, я и не сильно надеялся. Когда-нибудь попробую еще раз, хотя я остыл к полетам. Не хватает нужных материалов. Мне многого не хватает.
— Ты собираешься прыгнуть еще раз?
— Собираюсь. Вдруг получится?
Пенни кивнула, и мальчишка долго смотрел на нее искоса, затем насупился и опустил глаза.
— Считаешь меня придурком?
— Нет, не считаю. Ты не глупей остальных.
Тыльной стороной ладони Пенни коснулась мальчишеской щеки. Теплая. Она не смотрела на него, но знала, что ему хочется ее поцеловать. Затем Пенни почувствовала на щеке его губы. Она молчала, и тогда он поцеловал ее еще раз. Она открыла глаза, и его лицо было так близко, словно они сражались за последний глоток воздуха. Пенни притянула его за рубашку, их губы встретились. На вкус его губы были как хлопья с сахаром, нежные и мягкие. Пенни почувствовала во рту его язык. Ощущение ей не понравилось, напомнило кабинет стоматолога. Она сжала губы, и он тут же убрал язык. Он просто ждал, пока она сама его поцелует, и она целовала его снова и снова, чтобы потом, в одиночестве, было о чем вспоминать.
В понедельник в кафе только и говорили, что о прошлой игре. Дженни Принс без конца показывала, как они сделали болельщиц Гленклиффа, и всякий раз, когда она разворачивалась и вопила: «А ну заткнись, сука!», остальные чирлидерши покатывались от хохота.
Пенни жевала бутерброд и думала о болельщице, которой заехала бутылкой по голове. Она понимала, что этой темы не избежать, и надеялась только, что ее не заставят пересказывать историю в ролях.
Группа футболистов с подносами остановилась поболтать с чирлидершами. Спенсер Айви, отбивший финальный бросок, задрал рубашку, демонстрируя громадный багровый синяк от подмышки до пояса.
— Говорят, кое-кому от тебя крепко досталось, — обратился он к Пенни.
Дженни Принс крутнулась на пятке и замахнулась, изображая, как Пенни расправилась с соперницей.
— С таким замахом придется взять ее в команду запасным куотербеком, — сказал Спенсер, и ребята отошли к своему столику.
После их ухода все чирлидерши уставились на Пенни.
Пенни уже доела свой бутерброд. Чтобы избежать разговора, ей пришлось схватить что-то с подноса соседки.
— Как он тебе? — спросила одна из чирлидерш.
Пенни пожала плечами и потрясла пустым пакетом из-под молока.
— Спорим, он пригласит тебя на свидание после пятничной игры, — сказала Дженни Принс, а остальные чирлидерши заулюлюкали, окончательно вогнав Пенни в краску. У нее даже рука задрожала, а спасительной модели, чтобы успокоить нервы, рядом не было. Пенни вспомнила про соседского мальчишку, про его губы — и пакет выпал из руки.
Сегодня мать ночевала дома, и Пенни удалось вырваться на улицу только около полуночи. Она поставила «корвет» под дерево и огляделась. В одной из дальних комнат соседского дома горел слабый свет. Шагая к складу, она заметила уголком глаза, что свет погас, но не оборачивалась, пока не уткнулась в металлическую стену. Пенни подняла глаза, и мальчишка стоял перед ней и улыбался.
— Я не ложился. Так бы всю ночь и просидел, если бы ты не вышла.
Они стояли у стены склада, и все случилось само собой. Хотя соседскому мальчишке исполнилось только двенадцать, он был всего на дюйм ниже Пенни, и ей нравилось, что их тела так подходят друг другу. Пенни боялась, что он захочет пошарить рукой у нее под одеждой, но он даже не попытался, не меньше нее изумленный тем, что произошло. Оторвавшись друг от друга, они уселись на гравий и стали смотреть на облака, скользившие по небу на фоне луны.
— Ты очень красивая, — сказал он.
— Ничего подобного, — буркнула Пенни.
Она не любила, когда хвалят ее внешность — это означало, что ее разглядывают, а Пенни терпеть не могла быть на виду.
— Нет, правда. И добрая.
— Нет, это ты добрый, — сказала Пенни и поцеловала его в щеку прямо под левым глазом.
Он заморгал и широко зевнул. Когда он так открывал рот, странность его черт не бросалась в глаза, и Пенни снова подумала, какое удивительное у него лицо и как оно ей нравится. Когда она была далеко, ей не составляло труда вызвать его в памяти. Он закрыл рот, посмотрел на нее и улыбнулся.
