— Если я облысею, — отвечает Стелла, — я уйду в самый глухой монастырь в горах.
Я снова предлагаю ей выйти за меня, и она снова говорит «нет».
Я не принимаю препаратов от облысения: ни рогейн, ни пропецию, ни трикомин. Их действенность не доказана, а побочных эффектов хоть отбавляй. Не хватало еще лишиться почки или заполучить необратимые изменения в костной ткани. Буду ходить с дырявой головой, словно тыква на Хеллоуин.
Стелла считает меня ненормальным, а когда я предлагаю ей доказать свою правоту с помощью цифр, обработанных компьютером, она даже не хочет слушать, уставившись в телевизор, пока я собираю волосы в пластиковый пакет, словно улики с места преступления.
Сегодня я анализирую положение дел в одном доме в пригороде. Дверь открывает молодая мать с младенцем на руках. На лице у хозяйки написана озабоченность, но она улыбается мне и приглашает войти. Зовут ее Мина, и она хочет, чтобы наша фирма проверила, какие опасности угрожают ее ребенку в доме.
Мина водит меня по дому, я фотографирую комнаты и коридоры. Затем прошу ее показать чердак, и она опускает лестницу. Я беру пробы воздуха, перекачиваю фотографии на компьютер и предлагаю хозяйке заполнить заранее заготовленный опросный лист «Безопасность ребенка в доме»:
8. Были ли у вас или у вашего супруга (супруги) проблемы с алкоголем и наркотиками?
97. Случалось ли вам отпускать вашего ребенка погулять и забывать о его существовании на несколько часов?
256. Подозреваете ли вы какие-либо отклонения в поведении вашего ребенка?
В анкете около трехсот вопросов, и многие честно отвечают на все — так хочется им узнать, что получится в итоге.
Собрав всю необходимую информацию, я говорю Мине, что подготовлю возможные сценарии развития событий через неделю. Она благодарит и провожает меня до двери, испуганно посматривая на стены и гадая, какие опасности они таят. Младенец счастливо гукает, я улыбаюсь, позволяя ему сграбастать и обслюнявить свою руку.
Мне нравится эта семья, тем более печально сознавать, что Мине предстоит узнать о вещах, о которых ей лучше не задумываться. Ибо ее дом, вне всяких сомнений, кишит угрозами и потенциальными бедами.
Иногда я смотрю на Стеллу во сне. Какое спокойное и расслабленное лицо! Она очень красива, пожалуй, слишком красива для такого, как я, даже сейчас, с волосами.
Я провожу пальцем по ее коже, начиная от шеи и постепенно спускаясь к животу. Стелла спит как убитая. Спит сном праведника, ни разу не усомнившегося, что утром непременно проснется, и новый день принесет только радость. Приятно жить рядом с человеком, верящим в то, что вселенная устроена правильно. Стелла заставляет меня забыть свои печали, поверить, что все когда-нибудь образуется. Поверить даже в то, что когда-нибудь из нас выйдет отличная пара, живущая в любви и согласии.
Я смотрю, как она спит, как по ее лицу блуждает улыбка — отголосок ее снов, легкий, как дыхание.
Интересно, кому Стелла так улыбается? Наверняка не мне. Эта мысль тревожит меня, и я начинаю тормошить Стеллу, тыкать пальцем в бок, щипать за щеку. Наконец она просыпается.
— Ты собираешься уйти от меня? — спрашиваю я.
Стелла сидит прямо, пытаясь окончательно проснуться. На заспанном лице видна усиленная работа мысли, но кончается всегда тем, что Стелла снова падает на кровать и проваливается в сон.
До «Наихудшего прогноза» я два года работал стажером в правительственном проекте «Пангея». Мы пытались предсказать, как будут выглядеть Соединенные Штаты через сто, пятьсот, тысячу лет. Отслеживали погодные изменения, искали слабые места и потенциальные угрозы окружающей среде, чтобы знать, от какой части страны в результате стихийных бедствий не останется камня на камне, а какую ждет медленное сползание в океан.
Оказалось, что сотни лет — не срок для континентов, однако наше будущее все равно беспросветно. Кривые на графиках упрямо свидетельствовали: западное побережье отколется от материка и будет дрейфовать, как плавучая льдина; Миссисипи разветвится, образовав множество рек, которые будут терзать Юг наводнениями, словно сотня Шермановских маршей;[3] северо-восток замерзнет, и от некогда процветающей страны останутся жалкие развалины.
Мы собирались развивать проект и, возможно, предсказать грядущий Армагеддон, но правительство расстроили наши выкладки и прекратило финансирование. Мне до сих пор досадно, что мы так и не докопались до худшего.
Мы со Стеллой смотрим бейсбол, сидя высоко на средней трибуне. На мне — кепка, прячущая если не залысины, то места, где они скоро появятся. На пятой подаче Стелла просит меня сделать наихудший прогноз матча. У меня с собой нет компьютера, но я справлюсь и без него. Не переставая следить за игрой, я несколько секунд размышляю, затем выдаю прогноз.
Бэттер мощно отбивает, мяч вылетает со стадиона, вдребезги разбивает ветровое стекло машины и убивает водителя. Машина, лишившись управления, въезжает в средний ряд, провоцируя серьезную аварию. Грузовик, перевозящий опасные отходы и пострадавший при аварии, взрывается, порождая цепную реакцию. Грохот побуждает болельщиков ринуться к перилам, нескольких человек задавили насмерть. Один из зрителей слишком низко перегибается через перила и с большой высоты падает вниз, ненароком пришибив собачонку, присевшую у стены стадиона. Команда хозяев проигрывает гостям.
Питчер закручивает удар, бэттер мажет, мяч шлепается в грязь.
— Что скажешь? — спрашивает Стелла.
Я отвечаю, что на этот раз обошлось, но все еще впереди.
На следующей неделе я приношу Мине результаты анализа. Медленно прокручиваю варианты, используя анимированные фигурки. Вот мать разбивает банку, тщательно выметает осколки, но не замечает одного, закатившегося в угол. Четыре дня спустя ребенок, ползая по полу, режет осколком руку — начинается гангрена, и руку приходится ампутировать.
Я вижу, что Мина еле сдерживает слезы, мне хочется утешить ее, но я упрямо листаю страницы. Ненавижу эту часть работы, когда ты заставляешь людей осознать, что мир вокруг — одна громадная вероятность. Все может случиться, и мы бессильны этому помешать. Я заканчиваю демонстрацию, Мина благодарит меня и, крепко прижимая младенца к груди, провожает до двери.
Стелла заявляет, что собирается основать новую фирму под девизом: «Взгляни на мир с оптимизмом!». Она будет навещать клиентов «Наихудшего прогноза» и анализировать вероятности благоприятного стечения обстоятельств, о котором те и не мечтали. Будет чертить диаграммы, неопровержимо доказывающие, что прямо под их офисами зарыты клады золотых монет; предсказывать годы и годы благоденствия, а еще преданных, всем довольных работников, готовых пожертвовать частью жалованья ради расширения корпоративного бизнеса.
Стелла права: все предсказанное ею может случиться, однако ее никто не наймет. Люди верят, что лучше надеяться на худшее, чем потом испытать разочарование. Их раздражают хорошие прогнозы. Любая светлая полоса — затишье перед бурей.
В журналах пишут, что выпадение волос предотвращает регулярное мытье головы, а сальные и грязные волосы выпадают сильнее. Я начинаю мыть голову дважды в день концентрированным шампунем, пока пальцы не сморщиваются, как черносливины.
Стелла возмущается, заявляя, что, постоянно раздражая кожу головы, я облысею гораздо быстрее. Не знаю, были ли эти намеки предвестием перемены в наших отношениях, но с тех пор я стал мыть голову
