— И поэтому ждала тебя у алтаря, — язвительно ответил Грант, вспомнив, что тот первый поцелуй Энни подарила ему, будучи уверенной, что это Гриффин.
— Ей нравилась сама идея замужества и тот образ, который она придумала. Она стремилась уехать из Локетта, а я был ее билетом. — Гриффин обхватил ладонями бокал. — Знаешь, то, как она смотрит на тебя… Она никогда не смотрела так на меня. А Энни… если она полюбит, то навсегда.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я хорошо знаю Энни. Не хуже, если не лучше тебя. — Гриффин улыбнулся, увидев, что взгляд брата стал угрожающим. — Да нет, не в этом смысле. Мы никогда… не были близки. Она хотела дождаться медового месяца. Я-то был готов с первой встречи… но она… романтик.
Она действительно романтик. А он все сделал не так, все испортил.
— Она твоя, Большой Брат. А теперь скажи, как ты собираешься ее вернуть?
— Не думаю, что она хочет этого.
Кажется, впервые в жизни Грант начал понимать своего младшего брата — почему тот сначала обручался, а в последний момент сбегал из-под венца. Да, у Гранта тоже были сомнения и страхи, но только не по поводу Энни. Его страхи были родом из детства, в котором не было любви — ни между родителями, ни к детям.
— Почему бы тебе не попробовать?
— Я не хочу жениться, — упорствовал Грант. — А что еще я могу ей предложить?
— Начни с сердца, — ответил Гриффин. — Кроме того, брак — это не так уж и ужасно.
— Кто б говорил! — Грант саркастично рассмеялся. — Что ж тогда ты трижды сбегал от своих невест?
— После того, как я поступил так с Энни, я много думал. Ведь брак не обязательно должен быть таким, каким был у наших родителей — мама была счастлива только тогда, когда отец покупал ей дом, машину или украшения, а он — если был вовремя подан обед, дети обихожены и дом чист. Вся жизнь их состояла из «если» и «когда», а любви не хватало. Но мы-то оба знаем, что Энни не такая. Для нее любовь — понятие вечное.
Грант никогда не думал, что его брат может быть таким — умным, тонко чувствующим, всепонимающим. И на этот раз он был прав. Грант и сам понимал, что, если послушается своего сердца, Энни будет любить его безо всяких условий, а если поддастся страхам и сомнениям — жизнь его будет серой и унылой.
Бросив в брата арахис, Грант поднялся.
— Я еду за ней.
Гриффин кивнул и полез во внутренний карман пиджака.
— Тогда тебе понадобится это.
— Что?
— Мой билет до Далласа. Там пересядешь на самолет в Амарильо, а оттуда на машине.
— Спасибо, Грифф. Я твой должник.
Братья обменялись рукопожатием. Это был первый раз в жизни, когда Грант почувствовал настоящую связь с братом.
— Позвони мне, хорошо? — попросил Гриффин.
Но в гостиной тети Мод Грант оказался лишь пять дней спустя. Он мерил шагами комнату, застеленную ворсистым ковром и уставленную старинной мебелью.
— Почему вы, в конце концов, позволили мне прийти?
Мод поставила на стол поднос с тоненькими — в палец толщиной — бутербродиками.
— Ну, прежде всего, хочу заметить, что ты был весьма настойчив, что сыграло тебе на пользу. Но, честно говоря, я разрешила тебе прийти сюда из-за Энни.
— Что это значит?
— Я волнуюсь за нее. У нее пропал аппетит — я никогда не видела, чтобы она равнодушно проходила мимо жареной картошки или отказывалась от моей кукурузы, жаренной в сыре. Это убедило меня, что на этот раз для нее все слишком серьезно.
— Во сколько, вы сказали, она будет здесь?
— После того, как придут все гости. Ты не волнуйся, она не пропустит свою собственную вечеринку.
— У нее день рождения? — Грант вдруг осознал, что даже таких вещей не знает об Энни. Но он обязательно узнает, чтобы уже никогда не забыть. Зато он знает, как доставить ей наслаждение. И еще — что он любит ее.
— Это ее прощальная вечеринка.
— Но ведь она только вернулась?
— Тем не менее ей хватило времени, чтобы собраться и выставить дом на продажу.
— Куда она уезжает? — спросил Грант, боясь услышать, что в Даллас или какое-нибудь другое место.
— В Нью-Йорк. Она нашла там работу. Разве она не сказала тебе?
— Сказала. — Облегчение волной накрыло Гранта. — Может быть, мне следовало пойти к ней домой?
Мод покачала головой.
— Нет, не думаю. Лучше вам встретиться здесь. Это докажет всем старым сплетницам, что Энни наконец встретила своего мужчину.
— Мне безразлично, что думают ее знакомые и соседи. — Он еще помнил разговор в аэропорту, подтолкнувший его к судьбоносному решению взять Энни с собой в Нью-Йорк. Грант в который уже раз проверил, в кармане ли обручальное кольцо, которое он купил для нее.
— Тебе не было бы безразлично, если бы ты слышал их разговоры. Стая старых ворон!
— Тогда зачем Энни сказала им, что ее брак не удался? Не спокойнее ли было уехать, сохранив эту тайну?
— Моя девочка слишком честная. Кроме того, я думаю, что их жалкие укусы ничто по сравнению с тем, что она потеряла тебя.
Чувство вины пронзило Гранта, но в то же время слова тети Мод дали ему надежду.
— Вы так думаете?
— Я никогда не видела ее такой… безжизненной. А ведь все свои потери она переживала на моих глазах: сначала родители, потом эти пустоголовые женихи.
Бог свидетель, он не хотел заставлять ее страдать, но она сама отказывалась отвечать на его телефонные звонки. Прилетев в Даллас по билету Гриффина, он хотел сразу же отправиться в Локетт, но задержался, чтобы купить кольцо. Это кольцо должно было показать Энни, как он ее любит, и продемонстрировать всем, что она принадлежит ему. Кольцо он смог купить только во вторник и сразу же поехал к Мод. Что ж, если он решился на такой шаг, то сделает все как положено.
— Тетя Мод… мэм, — заговорил Грант, с трудом сглатывая комок в горле. — Я хочу поговорить с вами.
Она оторвалась от раскладывания розовых салфеток около фарфоровых тарелок.
— Слушаю.
Грант откашлялся.
— Гм… Поскольку родители Энни умерли… Я понимаю, что это вовсе не обязательно, но я решил соблюсти все формальности…
Мод подошла к нему и положила руку ему на плечо.
— Давай по существу, а то стая ворон слетится с минуты на минуту.
— Да, мэм. Поскольку вы — самый главный человек в жизни Энни, я прошу у вас ее руки.
Из глаз пожилой женщины хлынули слезы.
— Ты — первый, кто сделал это. — Она промокнула глаза фартуком. — Никто из ее предыдущих женихов не озаботился подобной формальностью. Может быть, поэтому они так легко нарушали свое слово. Как ты думаешь?
