— Это у нас так, фраза в обиходе, — с улыбкой ответила девушка.
— И все же какой-то смысл?
— Считается, что на верхнем пределе сексуального возбуждения все начинает казаться зеленым, — пояснил Карло Пасколи.
— А вы когда-нибудь ту зелень наблюдали?
— Да буквально через раз. (По улыбке видно, что шутит).
Уписывая цыпленка с грибами в соусе тарагона, Карлсен обратил внимание, что Хайди и Карло едят рыбу. Оглядел исподтишка соседние столики; мясного, похоже, на столах вообще нет.
— Забавно. А ведь я когда-то обожал бифштексы («когда-то» значит «позавчера»).
Хайди брезгливо сморщила нос.
— Мне всегда от одного вида его дурно.
— Да, — вставил Карло, — у вампиров вкусы отличаются. Меня воротит даже от мясного соуса на спагетти.
Удивляла сама обыденность его тона.
— Вам нравится быть вампиром?
— Безусловно. А вам нет, что ли?
Не вопрос даже, а так, недоуменьице: зачем вообще, такое спрашивать?
— Ну, как вам Миранда? — полюбопытствовала Хайди с полным ртом.
— Что-то неописуемое. Вы ж не забывайте, для меня, это все внове.
— Кончить получилось? — доверительно склонился Карло.
— Чуть было… Миранда остановила.
Оба взглянули с нескрываемым удивлением, и до Карлсена дошло, что суть вопроса не в этом. Карло имел в виду не «нормальный» оргазм. Карлсен рассмеялся, а вместе с ним и его новые знакомые. За столиком внезапно воцарилось непринужденнейшее веселье, чуть напоминающее эйфорию от алкоголя, с той лишь разницей, что теперь сознавалась суть вампиризма: отрешенность, способность видеть вещи на расстоянии.
Пропало и настороженное отношение к Пасколи. Парень, похоже, действительно соответствует своему виду: открытый, непринужденный и добродушный.
— Как же теперь Ханако? — спросил, тем не менее, Карлсен.
Карло досадливо тряхнул головой.
— Уж и не знаю. И как так получилось, что она увидела меня в «Мэйси»!
Неделя еще, и она была бы такой как мы.
— Ну уж, не неделя, дольше, — усомнилась Хайди.
— Ну, дольше, — уныло согласился Карло.
— Откуда вы знаете? — повернулся Карлсен к Хайди.
— Она же японка.
Карло разъяснил:
— Она дочь служителя дзен-буддистского храма, и в Америке только как два года. Она воспитывалась в том духе, чтобы служить, отдавать себя. А уговорить ее брать гораздо труднее. Ей хочется только давать.
— А вы это при встрече разве не почувствовали?
— Абсолютно! Она потому меня и привлекла, что в ней столько vitalita, — итальянское слово почему- то вписывалось лучше. — Разумеется, это потому, что она только что вышла замуж. Чего я тогда не понял, так это одной тому причины: она только что научилась наслаждаться сексом. Поэтому я начал с простого любовного акта: для меня ощущение среднее, но хотелось, чтобы понравилось ей. Я считал, что это лишь вопрос времени, и она скоро станет одной из нас. Но все оказалось гораздо труднее, чем я ожидал. Всякий раз, когда казалось, что вот-вот, и у нее будет permuta, она соскальзывала обратно в человеческий секс, и ее полностью забирало.
Хайди рассмеялась пузыристым смехом ребенка. Карло с немой надеждой посмотрел на Карлсена.
— Может, вы попытаетесь?
— Вы прямо как отец Хайди. Это нарушение профессиональной этики: я же ее доктор.
— Но вы бы могли ее вылечить, — несколько растерянно заметила Хайди.
— Может, и вправду, — задумчиво произнес Карлсен.
Ясно, что такая реакция в их глазах смотрелась нелепо, возможно, он бы и сам чувствовал то же самое, освоившись быть вампиром. Но на данный момент ощущалась какая-то инстинктивная неохота, игнорировать которую было бы неосмотрительно. Поэтому он, меняя тему, задал вопрос, безвылазно сидящий в голове вот уж полчаса:
— А вампиры что, совершенно не чувствуют ревности?
Оба враз покачали головами.
— Вам надо об этом расспросить моего отца, — сказала Хайди. — Он говорит, что человеческая ревность основана исключительно на биологии. Оттого, что настоящая цель секса — воспроизведение себе подобных, человек стремится удержать партнера исключительно для самого себя. Женщины потому, что нуждаются в муже и отце, мужчины — из принципа «кто кого», состязаясь с другими мужчинами. У вампиров же удовольствие основано на стремлении делиться друг с другом. Так что откуда здесь взяться ревности?
Мысли Карлсена перенеслись к разрыву его первого брака, к совершенно неизъяснимой муке, которую испытывал, позволив своей жене спать с другим мужчиной. Для нее было большим и неожиданным ударом, когда он потребовал развод. Сквозь слезы она кричала, что все было с его полного согласия: А он не мог объяснить, что на самом деле его истязает собственная ревность, чувство полной, рабской зависимости от порыва, кажущегося недостойным и унизительным. Разводясь, он стремился отторгнуть некую часть себя самого.
Карло между тем говорил:
— Вы спрашиваете, нравится ли мне быть вампиром? Так вот, что мне нравится больше всего. Мы, корсиканцы, ревнивы по природе. И теперь я оглядываюсь на это со стыдом. Мне кажется, что бывшие мои соотечественники больны. Мне же сравнительно повезло стать здоровым и нормальным.
Это прозвучало с неожиданной силой. Стало вдруг очевидным, что вампиры действительно здоровы и нормальны, в то время как люди недужны и с отклонениями. Что-то с человеком обстоит не так.
— Так неужели вам никогда не доводится влюбляться? — вопрос адресовался им обоим.
В глазах у Хайди мелькнуло замешательство.
— Бывает, что мне кто-нибудь просто очень нравится. Мне и вы нравитесь. Но не могу же я полностью на вас претендовать. С какой стати? Вы вправе доставлять удовольствие и другим женщинам, как я — мужчинам. Было бы глупо с моей стороны упираться, чтобы другие люди не ели устриц потому лишь, что их люблю я.
Карло со всей серьезностью молодого воскликнул:
— Человеческие сексуальные отношения ненормальны. Вы никогда не изучали пауков? Самка у них поедает самца, тем не менее, они все равно состязаются за то, чтобы ее иметь. Человеческая любовь в моих глазах во многом то же самое. У вампира все… по-другому совсем. — Очевидно, он не сумел подобрать нужных слов.
Карлсен заговорил было, но Пасколи его перебил:
— Человеческая ревность основана на скудости. У нас скудости нет, — он щедрым взмахом округло обвел ресторан.
Словно в ответ на его жест, к их столику подошла пара — те самые, из андрогенского туалета.
— Вы не представите мне своего друга? — обратилась к Хайди девица.
— Это доктор Карлсен.
— Доктор, и никак иначе?
— Ричард, — назвался Карлсен.
— Мы сейчас только разговаривали о вас с Мирандой Штейнберг, — спокойным голосом сообщила подошедшая. — Она считает, кто-то пытается оказывать на вас влияние.
— Влияние?
