Могила

— Но это не изменит моего отношения к убийству невинных людей. Ты должен обещать мне прекратить жертвоприношение.

— Мы еще обсудим эту тему, — сказал Кусум, направляясь к двери. — И я посвящу тебя в другие планы использования ракшасов, планы, которые не затрагивают так называемых «невинных» людей.

— Какие планы? — Калабати не понравилось последнее замечание брата.

— Расскажу, когда ты увидишь гнездо.

Кусум молчал в такси всю дорогу к порту, а Калабати из кожи вон лезла, демонстрируя, что знает, куда они едут. После того как они вылезли из машины, они погрузились в темноту порта, прошли к небольшому судну. Кусум провел сестру к правому борту.

— Если было бы светло, ты смогла бы прочитать название: «Аджит-Рукобати»!

Калабати услышала, как Кусум чем-то щелкнул в кармане, и трап начал опускаться. Испуг и ожидание беды возрастало в Калабати, когда она поднималась на палубу. Высокая и яркая луна освещала судно нежным светом, отчего тени казались глубже и мрачнее.

Кусум остановился на корме и открыл один из люков.

— Они внизу, — сказал он, начав первым опускаться в люк.

Калабати даже отскочила от запаха, ударившего в нос. «Как Кусум выносит эту вонь? Похоже, он даже не замечает ее».

— Заходи.

Она последовала за братом. Они вступили на опускающуюся платформу, Кусум зажег свет, а испуганная Калабати ухватилась за руку брата.

— Куда?

— Не бойся. Опустимся немного. — Он указал вперед подбородком. — Смотри.

Калабати всматривалась в тени. И вдруг она увидела глаза. Внизу раздавался неприятный шорох. И только здесь, только сейчас Калабати поняла, что, несмотря на доказательства, несмотря на то, что поведал ей Джек, она так по-настоящему и не поверила в то, что ракшасы могут быть в Нью-Йорке. Но они здесь были.

Ей нечего бояться, ведь она Хранительница, но все же Калабати была объята ужасом. Чем ниже опускалась платформа, тем больше возрастал страх Калабати, который достигал предела, и она уже находилась на грани истерики. У нее пересохли губы, а сердце стучало так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

— Остановись, Кусум! — выдавила она шепотом.

— Не бойся! Они не видят тебя.

Калабати знала это, но не могла совладать с собой.

— Остановись! Я хочу назад!

Кусум нажал кнопку. Платформа остановилась. Кусум посмотрел на сестру как на чужую, и платформа начала подниматься. Калабати, удаляясь от ракшасов, слегка успокоилась, но прекрасно понимала, что разочаровала Кусума.

И ничего с этим не поделаешь. Она изменилась. Она не была больше той маленькой сироткой, которая смотрела на своего брата как на второго человека после Бога, которая собиралась найти способ оживить ракшасов и вернуть Храму-на-Холмах былое величие. Маленькой девочки больше не было. Она стала частью мира. Уехав из Индии, она поняла, что жить вне родины куда интересней, и хотела и дальше оставаться здесь.

Но Кусум был не таков. Его сердце и разум всегда принадлежали мрачным руинам, находящимся на холмах вблизи Бхарангпура. Для него не было жизни вне Индии. И даже там, в Индии, его яростный индуистский фундаментализм делал его чужаком. Он боготворил прошлое своей страны, поклонялся той стране, которую хотел возродить.

Когда платформа остановилась, Калабати успокоилась и с наслаждением вдохнула свежий воздух. Она никогда бы не подумала, каким приятным может быть воздух в удушливом Нью-Йорке. Кусум провел ее к железной двери, открыл ее, и они оказались в меблированной каюте.

Калабати присела, а Кусум оставался стоять и пристально смотреть на нее. Она же опустила голову, боясь встретиться с братом взглядом. С тех пор как они поднялись из трюма, ни один не проронил ни слова. Кусум подавлял ее, заставляя чувствовать себя нашалившим ребенком. И она не могла бороться с этим. Он имел право чувствовать, так как чувствовал.

— Я привез тебя сюда, надеясь поделиться планами на будущее, — наконец сказал Кусум. — Теперь вижу — ошибался. Ты потеряла всякую связь со своим прошлым. Ты стала такой же, как и миллионы других бездушных людей.

— Расскажи мне о своих планах, — проговорила Калабати, ощущая боль в его словах. — Я хочу услышать о них.

— Услышишь. Но будешь ли слушать? — спросил Кусум и, не ожидая, что она ответит, сказал: — Не думаю. Я собирался рассказать тебе о том, как хотел использовать ракшасов, чтобы вернуться на родину. Они могли бы освободить нашу страну от тех, кто делает Индию такой, какой она не должна быть; кто ведет ее в неправильном направлении; кто хочет сделать из нее вторую Америку.

— Это уже политические амбиции!

— Не амбиции, а миссия!

Калабати снова видела безумный лихорадочный блеск в глазах брата, и он пугал ее не меньше, чем ракшасы. Но ей удалось сохранить спокойствие в голосе.

— Ты помешался на политике и хочешь использовать ракшасов для достижения своих целей.

— Пойми, только через политическую власть можно вернуть Индию на путь истинный. Ракшасы мне были даны не только для того, чтобы выполнить клятву. Основная цель гораздо выше, и я призван выполнить эту высокую миссию.

Калабати прекрасно знала, к чему он ведет.

— Хиндутву?

— Да, Хиндутву! Воссоединение Индии на основе индуистских правил. Мы аннулируем совершенное Англией в 1947 году, когда они ввели Пенджаб в состав Пакистана, и разделим Бенгалию. Если бы только тогда у меня были ракшасы, лорд Маунтбаттен ни за что не уехал из Индии живым. Ему повезло, он умер и не попал мне в руки. Поэтому я положу свою жизнь на то, чтобы бороться и уничтожить идеи этого предателя, изменника родины, который внушал нашим людям смириться с владычеством англичан и не сопротивляться.

Калабати по-настоящему разозлилась.

— Ганди имеешь в виду? Ты не мог бы…

— Бедная Бати. — Он улыбнулся, заметив злость, появившуюся у нее на лице. — Я действительно разочарован, что ты так ничего и не поняла. Неужели ты действительно думаешь, что после той роли, которую он сыграл в разделении моей страны, я буду сидеть сложа руки?

— Но Саваркар был с…

— Да, Саваркар стоял за Годзе и Апте — исполнителями убийства, он пытался выполнить свое предназначение. Но кто, как ты думаешь, стоял за Саваркаром?

Нет! Не может быть! Неужели ее брат — человек, которого некоторые их соотечественники называют «преступником века»?

Но Кусум продолжал говорить, а она заставила себя слушать.

— …Мы хотим возвращения Восточной Бенгалии. Бенгалия должна быть единой.

— Но ведь Восточная Бенгалия теперь — Бангладеш. Ты же не думаешь…

— Я найду возможность. У меня есть время и ракшасы. Я найду способ, поверь мне.

Комната завертелась в глазах Калабати. Кусум, ее брат, ее приемный отец, опора ее жизни все эти годы, все дальше и дальше отдалялся от реальной жизни, отдавая себя целиком мести и фантазиям о власти, которые родились в его воспаленном воображении.

Кусум сошел с ума. И осознание этого убивало Калабати. Она всю ночь пыталась игнорировать правду, но больше этого нельзя было делать. Она должна уйти от Кусума. Бежать!

— Если кто и может найти способ, то, безусловно, это ты, — сказала Калабати, вставая, чтобы уйти. — Я рада буду помочь, чем смогу. Но сейчас я устала и хотела бы пойти в…