Он сидел один в своем кабинете, зная, что Рамирес и Феррера ждут новостей. Зазвонил телефон, Фалькон слышал, как они вскочили. Это была Исабель Кано. Она просила сказать что-нибудь о письме по поводу дома на улице Байлен, которое набросала, чтобы отправить Мануэле. Фалькон признался, что не читал письма, но это не важно. Он решил, что если Мануэла хочет жить в доме, ей придется заплатить рыночную цену минус комиссионные агенту, и это не обсуждается.
— Что с тобой случилось? — спросила она.
— Я внутренне ожесточился, Исабель, — сказал Фалькон. — Ты когда-нибудь слышала о деле Себастьяна Ортеги?
— Сыне Пабло Ортеги? Который похитил мальчика?
— Верно. Ты не против заняться апелляцией?
— Новые веские доказательства?
— Да, — сказал Фалькон. — Но должен тебя предупредить: Эстебан Кальдерон в данном случае будет выглядеть довольно неприглядно.
— Ну что ж, ему пора познать не только радость успеха, — сказала она. — Я посмотрю.
Фалькон повесил трубку и снова погрузился в молчание.
— Ты уверен? — сказал Рамирес из общего зала.
— Мы ценные работники, Хосе Луис.
На этот раз зазвонил телефон в общем кабинете. Рамирес схватил трубку. Молча слушал.
— Спасибо, — пробормотал Рамирес. Он повесил трубку. Фалькон ждал.
— Хосе Луис?
Ни звука. Он подошел к двери.
Рамирес смотрел вверх, лицо мокрое от слез, нижняя губа закушена, он пытался справиться с эмоциями. Махнул рукой Фалькону, не в силах говорить.
— Его дочь, — сказала Феррера. Севилец закивал, вытирая крупные слезы.
— С ней все хорошо, — сказал он шепотом. — Они сделали все возможные анализы и не нашли ничего страшного. Они думают, что это какой-то вирус.
Он упал на стул, вытирая слезы.
— Знаете что? — сказал Фалькон. — Думаю, самое время выпить пива.
Они втроем приехали в бар «Ла Хота», пили пиво и ели полоски соленой трески. Заходили другие полицейские и пытались завести с ними разговор, но беседа не получалась. Они были слишком напряжены. Когда стрелка часов подошла к половине девятого вечера, мобильный Фалькона завибрировал в кармане брюк. Он поднес его к уху.
— Вы можете арестовать Игнасио Ортегу по этим обвинениям, — сообщил Элвира. — Судебным следователем назначен Хуан Ромеро. Удачи.
Они вернулись в управление, потому что Фалькон хотел произвести арест на патрульной машине с мигалкой, чтобы весь район Ортеги знал, что происходит. За рулем была Феррера, они остановились у большого дома в квартале Порвенир. Как говорил Себастьян, на столбах у ворот сидели бетонные львы.
Феррера осталась в машине. Рамирес нажал на кнопку звонка, они услышали тот же звон колоколов, что и в доме Веги. Вышел Ортега. Ему показали удостоверения. Он посмотрел на патрульную машину с мигалкой у них за спиной.
— Мы бы зашли на минутку, — сказал Рамирес. — Если только вы не хотите, чтобы все произошло на улице.
Они вошли в дом и вместо привычного холода от кондиционера ощутили приятную прохладу.
— Этот кондиционер… — начал Рамирес.
— Это не кондиционер, инспектор, — сказал Ортега. — Оцените работу новейшей системы климат- контроля.
— Тогда в вашем кабинете должен идти дождь, сеньор Ортега.
— Могу я предложить вам выпить, инспектор? — спросил озадаченный Ортега.
— Вряд ли, — сказал Рамирес. — Мы надолго не задержимся.
— А вам, старший инспектор? Стаканчик виски? У меня даже есть «Лафройг».
Фалькон зажмурился. Этот сорт виски любил Франсиско Фалькон. В доме до сих пор хранились его запасы. Вкусы Хавьера были не столь экзотичны. Он отрицательно покачал головой.
— Не возражаете, если я выпью? — спросил Ортега.
— Это ваш дом, — сказал Рамирес. — Вам не нужно соблюдать приличия ради нас.
Ортега плеснул виски поверх льда. Он поднял стакан за полицейских. Приятно было смотреть, как он нервничает. Ортега взял здоровенный пульт, с помощью которого контролировал климат в доме, и начал объяснять сложность системы Рамиресу, но тот его прервал.
— Мы не умеем проигрывать, сеньор Ортега, — сказал он.
— Что, простите? — спросил Ортега.
— Мы совсем не умеем проигрывать, — сказал Рамирес. — Мы не любим смотреть, как наша отличная работа пропадает впустую.
— Я могу вас понять, — сказал Ортега, пряча нервозность в присутствии угрожающего, агрессивного Рамиреса.
— Что вы можете понять, сеньор Ортега? — спросил Фалькон.
— Ваша работа, должно быть, иногда приносит страшные разочарования.
— С чего бы вам так думать? — спросил Фалькон.
Теперь, уловив их интонацию и сочтя ее неприятной, Ортега сам стал неприятным. Он посмотрел так, словно они были жалкими людишками, достойными сожаления.
— Система правосудия мне не подчиняется, — сказал он. — Не мне решать, какие дела дойдут до суда, а какие нет.
Рамирес выхватил пульт из рук Ортеги, взглянул на кучу кнопок и швырнул его на диван.
— А как же двое детей, трупы которых мы нашли в поместье возле Альмонастер-ла-Реаль? — спросил Рамирес.
Фалькон содрогнулся, увидев усмешку, промелькнувшую на лице Ортеги. Теперь он знал, в чем дело, понял, что ему ничего не грозит, и собирался получить удовольствие.
— А что с ними? — чуть ли не промурлыкал Ортега.
— Как они умерли, сеньор Ортега? — спросил Рамирес. — Мы знаем, что у нас нет оснований завести на вас уголовное дело в связи с этим, но мы не умеем проигрывать и хотим, чтобы вы нам хотя бы рассказали.
— Не знаю, о чем вы говорите, инспектор.
— Мы догадываемся, что произошло, — сказал Фалькон. — Но мы хотели бы узнать точно, как и когда они умерли и кто их похоронил.
— Никаких ловушек, — сказал Рамирес, поднимая руки. — Вам нечего бояться ловушек, верно, сеньор Ортега?
— Большое спасибо, а теперь я хочу, чтобы вы ушли, — сказал он и повернулся к ним спиной.
— Уйдем, как только вы скажете то, что мы хотим услышать.
— У вас нет никакого права врываться…
— Вы сами нас пригласили, сеньор Ортега, — напомнил Фалькон.
— Пожалуйтесь своим высокопоставленным друзьям, когда мы уйдем, — сказал Рамирес. — Должно быть, вы можете добиться нашего разжалования, отстранения без сохранения зарплаты, увольнения… с вашими-то связями.
— Убирайтесь, — зарычал Ортега, оборачиваясь.
— Скажите, как они умерли, — стоял на своем Фалькон.
— Мы не уйдем, пока не скажете, — радостно заявил Рамирес.
— Они покончили с собой, — сказал Ортега.
— Как?
— Мальчик задушил девочку и вскрыл себе вены осколком стекла.
