— Тот же, что у тебя.
Магда и Надин закатывают глаза. Я глупо хихикаю и дотрагиваюсь до щеки тыльной стороной ладони. Щеки у меня такие горячие, что на них можно жарить яичницу. По крайней мере, на улице я немножко охлажусь. Магда машет на прощание и уходит, качая головой, все еще чуточку озадаченная. Я неуклюже семеню между Расселом и Надин, отчаянно пытаясь придумать какую-нибудь умную тему для разговора. Мне хочется расспросить Рассела о разных разностях, связанных с рисованием, но не хочется, чтобы Надин осталась за бортом. Но если я стану болтать с Надин о домашнем задании по французскому и о том, в какие цвета она собирается раскрасить свои ногти, это будет невежливо по отношению к Расселу.
Я нервно поглядываю на них обоих по очереди. Оба замечают это. Надин снова закатывает глаза. Рассел улыбается. Покашливает. Что-то напевает себе под нос. Может, он тоже не знает, о чем говорить? Удивительное дело — от этого мне сразу становится легче.
— У тебя есть их последний альбом? — спрашивает Надин.
Я в недоумении смотрю на нее, но Рассел отвечает. Оказывается, он напевал мелодию какой-то культовой хип-группы, по которой сходит с ума Надин. Я о ней даже не слышала. Рассел и Надин принимаются бурно обсуждать музыку.
— Как ты относишься к «Зверским звукам», Элли? — спрашивает Рассел.
Я только глазами хлопаю. Я бы не узнала «Зверские звуки», даже если бы они завыли свои жуткие песни у меня над самым ухом.
— Да так, ничего, — отвечаю я осторожно.
Надин опять закатывает глаза, но не выдает меня. Я даю себе слово каждую неделю читать «Новый музыкальный экспресс».
Мы стоим и ждем автобуса. Через дорогу — огромная афиша фильма ужасов: «Девчонки гуляют еще позднее».
— Здорово, — говорит Рассел. — Его начнут показывать в пятницу. Говорят, там потрясающие спецэффекты, столько кровищи! Хочешь пойти посмотреть, Элли?
Я что-то беспомощно мямлю. Он имеет в виду — пойти с ним! Да, конечно, я очень хочу пойти с ним! Но я ненавижу ужастики. В самых страшных местах я всегда зажмуриваюсь. Не могу даже слышать наводящую жуть музыку, от этого я вся покрываюсь гусиной кожей. До сих пор я видела ужастики только на видео. На большом экране все небось еще страшнее. Если я пойду с Расселом, наверняка опозорюсь и в конце концов забьюсь под сиденье. Если вообще удастся пройти в кинотеатр, ведь этот фильм «до восемнадцати». Никто никогда в жизни не поверит, что мне восемнадцать.
Рассел смотрит на меня и ждет ответа.
— М-м-м-м-м, — бормочу я, понимая, что такого ответа не стоило ждать так долго.
Надин с азартом принимается разглагольствовать о последнем ужастике этого режиссера. Я стою и смотрю в пространство. Рассел слушает, как зачарованный. Видимо, до него начинает доходить, что он выбрал не ту девочку. Они с Надин — родственные души.
— Как тебе «Девчонки гуляют допоздна», Элли? — спрашивает он.
— О'кей, — бубню я.
Рассел не отстает:
— Тебе понравилось?
— М-м-м-м-м.
Кажется, я нынче разговариваю исключительно междометиями. — Тебе понравилась эта жуткая сцена на многоэтажной автостоянке? — спрашивает Рассел.
Я взглядом призываю на помощь Надин. На этот раз она выдала меня, закатившись хохотом.
— Элли не досмотрела до этой сцены, — говорит Надин. — Мы начали смотреть у меня дома, но она отвернулась от экрана еще до того, как закончились титры. Не прошло и десяти минут, как она выскочила из моей комнаты и наотрез отказалась вернуться. Рассел широко улыбается:
— Ты так боишься ужастиков, Элли?
— Элли из тех девочек, что пугаются даже Ну-Ну, волшебного пылесоса телепузиков, — хихикает Надин.
Наверняка щеки у меня красные, как у По. Рассел точно подумает, что я слабоумная! Он смеется:
— Ну, тогда я тебя очень прошу, пойдем со мной на этот фильм, Элли: ты не успеешь оглянуться, как со страху кинешься в мои объятия!
Мне тоже удается засмеяться, хотя я все еще чувствую себя довольно глупо. Я бросаю взгляд на часы. Кстати, о девчонках, которые гуляют допоздна! Уже почти десять!
Но вот идет автобус. Скоро я буду дома. По крайней мере, такие у меня намерения.
Глава 2
Время идти домой
В автобусе я не знаю, с кем сесть. Надин первой входит в автобус и демонстративно располагается, заняв одна двойное сиденье. Я делаю движение к сиденью напротив и вдруг чувствую, что поступаю низко. Надин — моя лучшая подруга с пятилетнего возраста, а Рассела я знаю не больше часа, Господи боже! Я поворачиваю на всем ходу и, подвинув Надин, усаживаюсь рядом с ней. Рассел садится напротив. Он наклоняется к нам, чтобы продолжать разговор, но старушка рядом с ним так пыхтит и отдувается, что он ограничивается улыбкой.
Мы с Надин вполне можем разговаривать.
— Ну и ну, а я-то думала, что Магда у нас шустрая! — шепчет Надин. — Как видно, я недооценила твои способности завлекать парней, Элли!
— Я тут ни при чем! — шепчу я.
— Не увиливай, это ведь все оттого, что ты бросала на него зазывные взгляды в «Макдоналдсе».
— Я его рисовала! Поневоле приходилось на него смотреть. И вообще, он первый стал меня рисовать. Это он все начал.
— И что теперь? Станешь с ним встречаться?
— Не знаю. Вряд ли он меня об этом попросит. Он просто заговорил с нами из-за рисования.
— Элли!!! Ты что, нарочно меня злишь? Совершенно очевидно, что он от тебя без ума.
— Ты правда так думаешь? — радостно шепчу я.
Надин вздыхает.
— Слушай, когда сойдем с автобуса, я сверну на Вестон-авеню и пойду домой. Ладно? Не собираюсь быть третьей лишней.
— Ты не лишняя!
— Во всяком случае, я не намерена стоять и полировать ногти, пока вы будете целоваться на пороге.
— Я не собираюсь целоваться! — Я забыла, что надо шептать.
Надин толкает меня локтем. Рассел пристально смотрит на меня.
Господи, неужели он услышал то, что я сказала?!
— Конечно, ты будешь целоваться, — говорит Надин.
— Да мне не хочется.
— Разве он тебе не нравится?
— Я… не знаю, — глупо отвечаю я. — Что ты о нем думаешь, Надин?
— Ну, он ничего. Я хочу сказать, вообще-то он не в моем вкусе.
