Различимое сквозь пелену боли (от нее начинала уже бить ноющая дрожь), существо казалось порождением кошмара, свирепым кинг-конгом.
Теперь узнавалась улица, вдоль которой ехали: та самая, по которой проводил его К-17. Машина свернула на площадь с изумрудно-зеленым фонтаном. На дальней ее стороне, еще сильнее впечатляя своей достоверностью, высилась громада здания в виде органных труб: самая крупная по центру, остальные, — с каждой стороны по дюжине, — в порядке убывания. Полная длина с четверть мили.
Капсула подрулила ко входу в главную башню — единственной, похоже, на весь город громадной вытянутой арке. Очевидно, здание представляло собой зал собраний или храм, с той разницей, что не было ведущей к главному входу лестницы. Он находился вровень с улицей, и ясно почему: чувствовалась поистине пуританская неприязнь к декоративности.
Остановились, ремни задвинулись, отодвинулась дверца. Карлсен, превозмогая боль, вылез и, едва коснувшись ногами земли, едва не распластался. Гребир в черном даже руки не протянул. Непросто оказалось разогнуться, так и пришлось ковылять к зданию с скрюченной спиной, рядом — гребир, что сидел сзади.
Интерьер существенно отличался от избыточной цветовой гаммы Зала Женщин: суровые серый и черный цвета. Черный, и тот тусклый, не отражающий света. Боль и тошнота застили теперь так, что Карлсен и лифта толком не заметил, а когда тот понес кверху, подкосились ноги. Страж и теперь не помог, глядя перед собой с полным равнодушием — пришлось выпрямляться самому, спиной о стенку лифта. Плетясь за гребиром по длинному коридору, он уже зарился по сторонам сквозь пелену легкого бреда.
Его завели в большую и яркую комнату. Свет струился через купол, в тонированные окна умещалась вся панорама города и отдаленных гор. К виду он был равнодушен. Единственно, чего хотелось, это упасть вниз лицом на черный ковер и закрыть глаза.
Судя по затянувшейся тишине, его оставили одного. И хорошо: только встреч еще не хватало. Карлсен грузно опустился в ближайшее кресло. Сделанное из простого черного дерева, оно явно не было рассчитано на удобство. Тем не менее, несказанным удовольствием было откинуться головой о твердую спинку. Но стоило закрыть глаза, как в голове закружилась карусель и такая стала наливаться тяжесть, что череп вот-вот лопнет.
— Вам нехорошо?
Пристально смотрящий на него человек так напоминал землянина, что на секунду мелькнула мысль: все, дурной сон кончился, ничего не было. Человек был высок, но лицо, хотя и моложавое, было в морщинах. Одет в черное, но держится как-то по-земному, естественно. Таких проницательных серых глаз Карлсен еще не встречал.
— Ты кто? — сипло выдохнул он и тут же понял свою бестактность. Впрочем, чего не брякнешь сквозь полубред.
— Меня зовут Клубин.
— Вы… землянин?
— Нет. — Он цепко вгляделся Карлсену в лицо. — Вам плохо?
— Жук какой-то укусил. — Язык так разбух, что казалось, не умещается во рту. И дикция размазанная, как у пьяного.
— Жук? Вы помните, как он выглядел?
— Длинный такой, мохнатый.
Человек ушел. Карлсен, закрыв было глаза, испуганно их распахнул: комната вертелась каруселью.
— Выпейте вот. — Человек, успев вернуться, протягивал мензурку, где было с полдюйма темной мутной жидкости. Карлсен, запрокинув голову, послушно сглотнул. Ф-фу! Заплесневелый суп, да и только. Но не прошло и несколько секунд, как самочувствие буквально преобразилось. В глотке, а следом и в желудке зажгло как от бренди. А там пошло разливаться жидким пламенем, спешно прогоняя тошноту. Действовало вроде трагаса, который довелось попробовать в подземном логове у Грондэла, только это снадобье давало еще и восхитительную ясность. В считанные секунды ощущение передалось в грудь и голову, и лихорадка исчезла как по мановению волшебной палочки.
— Это невероятно! — воскликнул Карлсен восторженно.
— Хорошо. — Клубин, прихватив мензурку, вышел. Надо же, все равно, что заново родиться на свет. Тело трепетало энергией, а ум был так ясен, что казалось, одно лишь усилие воли, и откроется доступ к просторам интенсивного сознания, разом распахнувшимся перед ним в пещерах Сории.
Он подошел к окну, что выходит на север, с облегчением чувствуя, что руки-ноги снова в порядке. Тонированное стекло, как видно, смягчало яростный синий свет. С этой высоты, — по крайней мере, полсотни этажей над всеми прочими зданиями, — ясно различалось, что Гавунда расположена по спирали, с ввинчивающейся со стороны стен алой лентой дороги: похоже чем-то на спиральную туманность. Общий эффект подкреплялся черной равниной, окружающей город подобно космической мгле. Сам город был гораздо больше, чем думалось: размером как минимум с Манхаттан. К северу долина постепенно сменялась бурыми отрогами, переходящими в плавные, покатые холмы, исчезающие в тумане. На полпути меж городом и отрогами с востока на запад зияла расселина шириной без малого с Великий Каньон и закраинами острыми, словно процарапанными неимоверным тесаком. Это, понятно, и было ущелье Кундар, о котором упоминал К-10. Впечатляла в первую очередь гигантская арка, смыкающая ущелье непосредственно к северу от Гавунды: в длину миль десять, а вершина изгиба с милю высотой. Карлсен когда-то хотя и имел отношение к инженерии, но сейчас представить не мог, как сооружался этот мост. Впечатление такое, будто сооружался он повдоль, а затем какой-то великан поднял и развернул его поперек, с упором в милю по обе стороны. Внешний вид отличался величавой простотой и идеально вписывался в монохромную блеклость пейзажа. Вид его вызывал все тот же возвышенный трепет, что и первый взгляд на Гавунду.
Эту простоту отражала и комната. Вполне обыкновенный черный ковер, черная мебель без обивки (похожа на квакерскую мебель Огайо двадцать первого века). Самым вычурным предметом в комнате было подобие кушетки с двумя подушками, хотя без всякого покрытия. Однако этот гарнитур совершенно не походил на каджековские столешницы и скамьи-самоделки в Сории. Здесь на всем лежала печать властного и простого предназначения.
Не вписывалась в интерьер единственно стоящая возле дверей тележка с выпуклыми прозрачными конусами — не то медицинский прибор, не то сервировочный столик (примерно такой он как-то видел в кухонном отделе су-пермаркета).
В комнату возвратился Клубин.
— Ну как, лучше?
Было что-то странно настораживающее в самой обыденности тона, столь несвойственного для такой спартански строгой комнаты, да еще на чужой планете. Тем не менее, уют и благодарность сами просились наружу.
— Да, спасибо, — кивнул Карлсен, все еще не в силах поверить, что этот человек принадлежит к уббо-саттла. По виду какой-нибудь директор корпорации иди крупный чин из разведслужбы. Лицо можно было назвать по— мужски красивым, если б не некоторая изможденность: морщинистый лоб, мешочки под глазами, чуть искривленный кончик орлиного носа и усталые складки у рта выдавали в нем человека, обремененного грузом проблем и, возможно, пьющего. Странно как-то: непонятно откуда, но его лицо казалось вполне знакомым.
В дверь коротко постучали. Клубин не успел откликнуться, как в комнату вошла светловолосая девушка с папкой-скоросшивателем. Для женщин Гавунды тип попросту редкий: эдакая стройняшка- невеличка с маленькой, крепенькой грудью. Увидев Карлсена, она с удивлением воскликнула:
— Ба-а, вот славно-то! И где вы его нашли?
— Нигде. Он сам нас нашел, — отозвался Клубин.
Молоденькая, никак не старше двадцати, она напоминала чем-то Хайди Грондэл — одета была в короткое платье из какого-то белого шелковистого материала. Положив папку на стол, она с лукавинкой посмотрела на Карлсена.
— В Сории, небось, были?
Карлсен слегка замешкался.
— Дори, у нас дела, — несколько раздраженно заметил Клубин.
