Интересно, доктором Хэнли тоже владела страсть к насилию? Сумел ли он побороть ее, как это сделал Джим?
Он снова стал думать о Билле. Райан был уважаемым членом футбольной команды, но никогда по- настоящему не принадлежал к их компании. Когда разговоры в раздевалке переходили от школьных дел и спорта к тому, кто последний щупал Мэри Джо Манси, Билл незаметно уходил. Тем не менее он был нормальным парнем. Он творил чудеса с карбюраторами и ходил на танцы Организации католической молодежи, танцевал там с девушками и даже в течение нескольких лет довольно постоянно встречался с Кэрол. Но он всегда оказывался на шаг в стороне от остальных ребят, у него как-то не получалось петь с ними хором. Он был одним из тех, кто слышит другую, свою музыку.
Некоторые из ребят дразнили его за то, что он такой правильный, но Джим никогда в этом не участвовал. Билл ему всегда нравился. С Биллом он мог обсуждать проблемы, о которых другие ребята и понятия не имели. Серьезные вещи,
— А я-то думал, ты пойдешь в механики, — вспоминал он свою шутливую реплику в адрес Билла. Но, поразмыслив, Джим пришел к выводу, что этого следовало ожидать. Он ведь знал, что Билл верит в Бога и в Человека, в добродетель и порядочность как воздаяние. Верил тогда и, очевидно, верит и теперь. В этом было нечто обнадеживающее в наш век, когда Бог умер.
А теперь Билл служит в приюте Святого Франциска. Забавно, как все возвращается на круги своя.
— Приятно видеть, что ты смеешься, старик, — сказал Билл.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты выглядел довольно мрачным для парня, только что ставшего богачом.
— Сожалею, — ответил Джим, зная, что Билл прав, и действительно не желая омрачать своим видом радостное событие. — Да, Хэнли этим завещанием отвалил мне кучу денег. Жаль только, что он не добавил к ним парочку слов.
— Таких, как «моему сыну»? — сказал Билл.
Джим кивнул. Ему было приятно, что Билл настроен на его волну. Старая связь, не подверженная помехам, волна дружбы, на которой они всегда общались, продолжала действовать.
— Да, это было бы здорово.
— Вряд ли кто-нибудь станет сомневаться, что ты его сын.
— Но этого недостаточно. Я хочу знать о себе все. Какой я национальности? При звуках какого гимна я должен салютовать? Вскакивать при первых нотах Марсельезы или плакать от умиления, когда слышу «Дэнни бой»? Должен ли я прятать в спальне свастику и каждый вечер тайно возглашать «Зиг хайль» или мне следует поехать на несколько лет в кибуц? Если мой родитель — Хэнли, откуда, черт побери, родом он сам?
— Если судить по твоим гастрономическим пристрастиям, — сказала Кэрол, — ты, хотя бы отчасти, итальянец.
— По крайней мере, ты знаешь, кто твой отец, — сказал Билл. — Кто
— Да, но он мог узаконить меня в письменном виде.
Он почувствовал, как Кэрол накрыла его руку своей.
— Ты вполне законный для меня, — сказала она.
— Я тоже считаю, что ты вполне законный, — добавил Билл. — Чего еще ты хочешь?
— Ничего, — ответил Джим, не в силах сдержать улыбку. — Может быть, только сообразить, кто моя мама.
Билл возвел глаза к небу.
— Боже, научи этого человека довольствоваться тем, что он имеет… хотя бы на сегодняшний вечер. — Он посмотрел Джиму в глаза. — А позже я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь.
— Замечательно! А что, если мы слиняем отсюда и направимся в Гринвич-Виллидж? В кафе «Что?» сегодня вечер любительских групп.
4
Билл потряс головой: в ушах у него звенело. «Что?» представляло собой длинную узкую комнату. У левой стены посредине была устроена сцена. Квартет типа группы «Любители полных ляжек», называвший себя «Пурпурная пастель Гарольда», освобождал сцену от своих инструментов для следующего выступления.
— Громко, но неплохо, — сказал Билл Джиму и Кэрол. — Довольно гармонично. И мне понравился номер на стиральной доске.
— Они не перспективны, — возразил Джим, одним глотком допивая бутылку пива. — Немного от «Роллинг Стоунз», немного от «Ложек», кое-что от «Битлов», чуточку «Бирдсов». Мне лично они понравились, но хороших сборов они не сделают. Не то звучание. Какая-то мешанина. Но все же лучше тех, что выступали первыми и исполняли Халила Джибрана в стиле ядреного рока. Ух!
Билл не удержался от смеха.
— Джим Стивенс — самый строгий в мире критик. Джибран не так уж плох.
Кэрол тронула Билла за руку.
— Давай вернемся к тому, о чем ты говорил, пока эта музыка не оглушила нас. Насчет поездки в Нъю-Хэмпшир. Ты действительно считаешь, что у Маккарти есть шанс на первичных выборах?
— Думаю, да.
Он потянулся за пивом не потому, что хотел сделать глоток, а для того, чтобы избежать прикосновения руки Кэрол. Оно было так приятно — ее рука, теплая и мягкая, пробуждала воспоминания, которым лучше было не просыпаться. Он посмотрел на Кэрол.
Билл понимал, что Кэрол станет для него проблемой. Уже стала. Сколько ночей он не мог уснуть в обычное для себя время из-за эротических мыслей о Кэрол!
Все годы в семинарии он старался приучить себя к автоматическому соблюдению обета целомудрия, к тому, чтобы стать в известном смысле бесполым. Это оказалось не так трудно, как он думал. Сначала он научился подходить к этой проблеме как к форме добровольного откладывания исполнения желаний на более поздний срок. День за днем он откладывал сегодняшние сексуальные порывы на завтра, но это завтра никогда не наступало. Откладывание было бесконечным.
С годами это стало проще. Потребовалось время, но теперь он умел мысленно отгораживаться от соблазнов и желаний, грозящих бедой, и предавать их забвению до того, как они проникнут в его сознание или повлияют на его либидо.
Так почему же это не получается, когда дело касается Кэрол? Почему он оказался не в силах не допускать ее в свои мысли с тех пор, как увидел на прошлой неделе?
Может быть, потому, что Кэрол была из прошлого. Ни одна женщина не могла занять места в его сердце сегодня, но Кэрол жила в саду его души до того, как он окружил его стеной. Он думал, что его чувства к ней давно умерли и ушли в прошлое, но, очевидно, ошибался. Старые корни еще не засохли.
Сколько раз он слышал этот вопрос… от других, от себя самого! Кто-то, настроенный враждебно,
