договаривались.
Джек наблюдал за ними, не понимая ни слова из всей этой чертовщины.
Лайл примирительно поднял руки:
— Ладно, прошу прошения. Виноват, сорвался. День был тяжелый. Мир?
— Лучше бы помириться, — вмешался Джек, — и заняться делом. Немножко осталось.
— Ладно, — проворчал Чарли. — Закончим.
— Тогда, может, музыку сменим? — Бесконечная череда записей Майлса, Берда, Колтрейна действовала на нервы.
— Только не говори, что «Трейн» не любишь, — нахмурился Лайл.
— Пожалуй, я не большой любитель джаза. Или не сильно умный.
— Псалмы пойдут? — сухо усмехнулся Чарли. — У меня наверху полное собрание сочинений.
Джек прислонился к стене.
— Знаешь... если это музыка со словами, я бы не отказался.
— Давайте вообще выключим, — предложил Лайл. — Поработаем, как мужчины, под стук инструментов.
— Годится.
Джек набросился на следующий косяк, через минуту-другую почувствовал взгляд на затылке и, оглянувшись, увидел, что Лайл на него снова щурится, уже в третий-четвертый раз.
— Я тебе сильно нравлюсь?
Тот моргнул.
— Вовсе нет. Ты не в моем вкусе.
— Почему ж ты на меня так смотришь?
Он покосился на Чарли, опять взглянул на Джека.
— Если хочешь знать, стараюсь навести фокус.
Теперь Джек заморгал.
— Это еще что такое?
— Когда я на тебя смотрю, ты как-то... расплываешься.
— Очки купи.
— Не в том дело. Чарли я вижу четко и ясно. Посмотрю на тебя — лицо и прочее в полном порядке, а по краям...
— Может, такой уж у меня характер? — улыбнулся Джек.
— Тут нет ничего смешного, старик. — Взгляд у Лайла был испуганный.
— И когда ты это впервые заметил? У грека, по-моему, не присматривался...
— Тогда еще не замечал. Может быть, дело в доме. Со мной тут происходит жутчайшая чертовщина.
— Например? — Чарли шагнул вперед, пристально на него глядя; недавняя враждебность сменилась братской заботой. — Потому сеансы отменил?
Лайл с затравленным видом кивнул:
— Со мной что-то случилось. По-моему, из-за вчерашней кровавой бани. Она... на меня как-то подействовала.
— Как? — спросил Джек.
— Я вижу и знаю то, чего никак не могу и не имею права знать.
Он признался, что на утренних сеансах видел сбежавшего мужа одной женщины, пропавшую собачку другой — мертвую, сбитую машиной на Двадцать седьмой улице. С покойной женой третьего клиента не сумел связаться — да, она умерла, но
— Со мной словно кто-то или что-то играет. Я как бы действительно приобрел кое-какие способности, которые много лет имитировал, дурача клиентов. По крайней мере, в доме они проявляются.
— И я в твоих глазах расплываюсь? — Неизвестно, что это значит, хотя наверняка не к добру.
Лайл кивнул:
— У Кристадулу не расплывался, а тут... расплываешься. Больше того. На утренних сеансах я думал, что просто читаю и чувствую то, что лопухи пережили, о чем они думают. Но мне еще приоткрылось их будущее. По крайней мере, похоже на то... — Он покачал головой. — Не знаю. Видел что-то нехорошее... невозможное...
— Верно сказано, брат, — кивнул Чарли. — Один Бог видит будущее.
В глазах Лайла снова мелькнул затравленный взгляд.
— Надеюсь, ты прав. Если мне привиделась правда, то будущего не так много осталось.
— Что это значит? — насторожился Джек.
Лайл передернул плечами:
— Хотелось бы знать. Когда я брал за руки трех сегодняшних клиентов, передо мной представала их жизнь, разная на протяжении следующих полутора лет, а в определенной момент они все одинаково уходили во тьму. Когда я говорю
У Джека екнуло в желудке при воспоминании о похожих словах из любимых уст, предупреждавших в последний раз о наступающей тьме, которая вскоре «все перевернет». На пути ее встанет лишь горстка людей, и одним из них будет он.
Неужели Лайл говорит о том же?
— И когда это будет?
— Скоро. Похоже, всем троим меньше двух лет осталось.
— Трое разных случайных людей, — размышлял Джек, — ушли в темноту приблизительно одинаково, приблизительно одновременно. Может быть, объяснение заключается в том, что новая способность не позволяет тебе заглядывать вперед дальше некоего предела, или...
— Или на нас надвигается чудовищная катастрофа.
— Хвала Господу! — Чарли снова сверкнул глазами. — Вознесение! Ты видел Вознесение! Бог возьмет праведников на небеса и оставит всех прочих во тьме!
Твои клиенты не спасутся — иначе не валяли бы дурака, не таскались бы к медиуму-спириту. Ты общался с пропащими душами, Лайл.
— Как тебе будет угодно...
— Конец света! Преподобный Спаркс перечислял приметы, которые указывают на близкий конец света. Хвала Господу, он прав! — Чарли протянул руку. — Ну-ка, возьми меня за руку, брат.
Лайл фактически не шевельнулся, но показалось, будто отпрянул.
— Эй, Чарли, брось. Я думал, ты в этот бред не веришь.
— Пути Господни неисповедимы. — Чарли шагнул к нему. — В Писании сказано, мертвые восстанут, когда придет конец света. Может быть, время настало. Давай, Лайл. Дотронься!
Джек смотрел, как Лайл нерешительно тянется к руке брата. Его пронзила тревога, стремление предупредить, остановить его, однако он сдержался. Они братья. Вреда не будет. Что может случиться?
Лайл крепко стиснул пальцы Чарли. Они стояли, глядя в глаза друг другу.
— Ну! — нетерпеливо бросил Чарли.
Лайл зашевелил губами, издал страдальческий крик, глаза у него закатились, он рухнул на колени, закашлялся, задохнулся, схватился за горло свободной рукой.
— Отпусти его! — крикнул Джек.
— Не могу! — Чарли с обезумевшим взглядом старался освободиться из мертвой хватки. — Он мне пальцы сломает!
Лайл начал брыкаться и корчиться, как в смертельной агонии. До ужаса страшно. Джек бросился вперед, готовый помочь Чарли вырваться, когда Лайл вдруг затих. Хриплое дыхание на мгновение пугающе прервалось, потом он кашлянул, вдохнул, наконец, выпустил руку брата и всем телом обмяк на полу.
Джек наклонился к нему:
— Лайл, ты меня слышишь?
Тот перевернулся, открыл мутные, налитые кровью глаза, огляделся, прищурившись, словно только что
