Мы оба понимали, что это всего лишь пустой звук, что ей все равно придется капитулировать; она заранее знала мой ответ, а ответил я вот что:
– Ты только повредишь себе, моя крошка, вот и все.
Мы выжидающе молчали. Я слышал, как у меня колотится сердце. Наконец-то до нее дошло, что она в моих руках.
Ада сидела с застывшим лицом.
Я продолжал молчать. Больше мне ничего не надо было говорить.
Во мне все кипело, как и в тот момент, когда я понял, что придется стукнуть Ленуара, как в ту минуту, когда я почувствовал, что не могу не выстрелить в полицейского. Я был хозяином положения, мог делать, что хотел. Все, что угодно.
Первой прервала молчание Ада.
– Ну хорошо, – еле слышно проговорила она, – будь любезен, передай мне петицию.
– Плохо просишь. Побольше нежности!
Ада промолчала.
– Попроси-ка снова. Да поласковей.
Она повторила просьбу.
– И опять слишком сухо. Скажи так: 'Любимый, дай, пожалуйста, документы!'
Ада дважды тяжело вздохнула, нервно передернула плечами. Потом, не глядя на меня, произнесла:
– Любимый, дай, пожалуйста, документы!
– А теперь скажи: 'Я буду паинькой, буду всегда и во всем слушаться тебя'.
– Я... я буду паинькой...
– Договаривай.
– ...буду всегда и во всем слушаться тебя.
Я понимал, что Аде сейчас безумно хочется задушить меня, и мысль об этом доставляла мне удовольствие.
– Теперь получается лучше. Но я все еще не уверен, что тебе действительно так уж хочется заполучить эти документы.
Ада бросилась на меня, выкрикивая что-то нечленораздельное, норовя вцепиться мне в лицо. Я успел схватить ее за руки. Она извивалась, пытаясь вырваться, шипела и визжала, потом плюнула мне в лицо и сразу обмякла.
– Знаешь, крошка, так ты никогда ничего не получишь.
Ада не сомневалась, что я настою на своем. Я же не сомневался, что она расхохочется мне в лицо, если я проявлю слабость.
– А теперь приласкай меня, – продолжал я. – Ну хоть чуточку!
– Роберт! – Ада старалась придать своему голосу как можно больше мягкости, но это плохо ей удавалось. – Ну, что тебе еще нужно? Не вынуждай меня делать то, что сверх моих сил. Неужели тебе не жаль меня?
– Жаль-то жаль, дорогая. Но я хочу, чтобы ты была чуточку поласковее.
– Так вот в чем дело? А я-то не догадалась сразу.
Я ухмыльнулся.
– Вот если бы ты попросила меня как следует.
Она поняла, что все бесполезно. И попросила.
– Если бы попросила на коленях.
Она встала на колени. Я готов был танцевать, так хорошо я чувствовал себя в эту минуту.
– Теперь проси.
Не поднимаясь с колен, Ада принялась упрашивать меня, с трудом выговаривая слова. Рыдания и злоба душили ее.
...Еще утром, едва проснувшись, я уже знал, что мне предстоит замечательный день.
И все же петицию и списки с подписями под ней я оставил у себя. Сильвестр и не заикнулся о них. Ада, очевидно, сказала ему, что сожгла бумаги.
ТОММИ ДАЛЛАС
Я прочел об этом в газетах. Любой дурак понял бы, как все произошло. Хулиганье из 'Лиги молодежи Луизианы' и Янси заранее условились, что, когда подростки остановят машины с петицией, Янси вмешается, арестует всех подряд и заберет документы. Сплошное жульничество, а не игра, но, если судьи у вас в кармане, вам плевать, заметит кто-нибудь жульничество или нет.
Публика слопает все что угодно, если вы не поскупитесь и хорошенько посахарите блюдо. Уж конечно, Ада и Сильвестр так и сделают. В виде сладкого они используют повышение пенсий, займы на строительство и деньги на медицинскую помощь, простофили съедят все, да еще будут просить добавки. А о повышении
