так дороги, то где же они у тебя, ты, борец за права угнетенных?
Кумбер, испустив новый вопль, присел, и Тео с ужасом подумал, что сейчас он прыгнет на своего мучителя. Тео и Цирус бросились к феришеру разом, но тот всего лишь поставил на стол стакан, выпрямился и через голову сдернул с себя рубашку. Подоспевшие Тео с Цирусом схватили его за руки, но он отбивался с поразительной силой; ему удалось вырвать руку, которую держал Тео, и он стал вполоборота к чужому эльфу, показывая ему спину с двумя розовыми шрамами.
— Вот они, мои крылья! Отрезаны! Потому что моя мать хотела сделать меня таким же, как вы! А мне жаль их, слышите? Потому что эльф без крыльев... пустое место! Урод, не способный летать!
На этом месте Цирус стащил его со стола, кое-как завернул в рубашку и начал толкать к двери. Тео шел за ними, Кочерыжка ехала у него на плече, как жокей. Остановившись на пороге, Цирус раскланялся с другими эльфами — скорее позабавленными, чем рассерженными.
— Еще один веселенький вечерок в «Рождестве», — сказал он своим спутникам, перекрикивая музыку. — Но этому парню срочно пора домой.
— Когда-нибудь все их дома сгорят до основания, и тогда веселиться буду я, — пробормотал Кумбер, но кроме Тео этого никто не расслышал.
— Что, Осока — в тихом омуте? — продолжал посмеиваться Цирус, когда они сели в лифт.
— Вы всегда меня недолюбливали, — тихо ответил Кумбер. — Все до одного. Пока мы учились в школе, вы знать меня не хотели, даже притворяться не давали себе труда.
Лицо Жонкиля на миг стало удивительно холодным и жестким.
— Полно вздор нести, Осока. Чего ты, собственно, ожидал от нас? Ты ведь, в конце концов, простой феришер.
21
ДОМ ДУРМАНА
Автомобиль, проехав в ворота, покатил по длинной, обсаженной тополями аллее. Почти все окна в нижней части башни были темны, как и следовало ожидать — полночь давно миновала, рассвет еще не настал, и даже наиболее влиятельным семьям полагалось экономить энергию, — но целый ряд окон наверху светился.
«Отец опять работает допоздна», — подумала девушка.
Выйдя из машины, она услышала, как стонут в своем беспокойном сне древесные нимфы. Даже использованные против них могучие чары не в силах заставить дриад замолчать совсем. «Они оплакивают другие деревья, истребленные Городом, оплакивают своих сестер, убитых или лишенных крова, — говорила ей в детстве одна из нянек. — Страшные дела были сотворены здесь». Нянька продержалась у них недолго, но Поппи запомнились ее слова. В эти предутренние часы уличное движение не заглушало плача дриад, и Поппи дрожала, слыша его.
Маландер Наперстянка вышел следом за ней и обхватил ее своими длинными руками, ища ее губы. От него пахло миртовыми пастилками, которые он сосал, чтобы отбить запах пиксова порошка.
— Можно мне войти, милая Поппея? Выпьем с тобой в честь Мабона?
— Я устала, Ландер.
Он поднял бровь и прислонился к машине.
— Ты всю ночь была какая-то странная, Попс. Совсем не такая веселая и занятная, как обычно. — Щелкнув пальцами, он высек огонь, закурил сигарету в длинном мундштуке и выдохнул дым. — Надеюсь, это не навсегда, малютка, — так ведь и заскучать недолго.
Она терпеть не могла, когда он звал ее малюткой. Этим словом пользовался отец в тех давних и крайне редких случаях, когда пытался проявить нежные чувства, — Поппи подозревала, что он просто не дает себе труда вспомнить, к которой из семи своих дочерей обращается. Кроме того, «малютка» напоминала о том неприятном факте, что она на голову ниже всех своих подруг. Поппи напряглась в кольце рук Маландера.
— Извините, если не угодила вам, мастер Наперстянка.
От ее тона он вскинул бровь еще выше.
— Черное железо, какая муха тебя укусила? — Он отпустил ее и потянулся. — Там у дверей торчит Гумми, папашин телохранитель — стало быть; мой старикан толкует с твоим о делах государственной важности. Ты ведь не будешь возражать, если я зайду и предложу подвезти его домой?
— Твой отец наверняка приехал в собственном экипаже.
— Его скорее всего привез лорд Чемерица — последнее, время эта троица неразлучна, как горошины из одного стручка. — Маландер фыркнул. — Им кажется, что, если они не будут лично всем руководить, здесь снова дремучий лес вырастет.
— Я же сказала тебе, Маландер, — я устала.
— Не думай, что кому-то так уж хочется залезть тебе под юбки, Попс, — а мне тем более. В Исе рыбы много, так что не воображай особенно о себе. Я всего лишь хочу спросить, поедет отец со мной или нет.
— Ты своего отца ненавидишь.
— Ну и что? Так даже интересней.
Она пожала плечами, слишком утомленная, чтобы спорить, — но мысль о том, что с ним придется разговаривать, а то и обороняться от него, вызывала у нее дурноту. Маландер Наперстянка порядком надоел ей, да и вся эта ночь была ошибкой. После этих жутких похорон, и гнетущей тишины Рощи, и густого тумана фамильных традиций, и поминок, где об этом паршивце Ориане говорили, как о юном лорде Розе, ей казалось очень заманчивым закатиться куда-нибудь с друзьями. Сейчас она сознавала, что мало кто из ее друзей нравится ей по-настоящему. Встреча с Тео тоже не улучшила ее настроения. Она чуть ли не умоляла его позвонить ей — пристало ли это девушке, занимающей столь высокое положение? Теперь он, должно быть, смеется над ней со своими простонародными приятелями, особенно с этой язвой-летуницей.
Маландер насмешливо отдал честь громадному серому огру.
— Что хорошего слышно, Гумми?
— Моя смена давно кончилась, — проворчал тот.
Поппи скинула черный плащ из паутинного шелка у двери. Он стоил тысячи, но она надеялась, что его украдут или хоть наступят на него — тогда у нее будет предлог поехать в магазин за новым. Ей не хотелось домой. Она ненавидела это место, но и школу возвращаться не очень-то стремилась.
— Кстати, с кем это ты говорила внизу у бара? — спросил вдруг молодой Наперстянка. — Плотный такой, с дурацкой стрижкой? Я его не узнал.
— Ты что? Шпионил за мной?
Он выпустил изо рта дымовое колечко.
— Просто шел в комнату для мальчиков. Ах, как же мы взвинчены сегодня. Новое увлечение, да?
Вопрос и ее собственные безнадежные попытки найти ответ на него еще висели в воздухе вместе с дымом, когда свет в холле мигнул и погас.
— Опять отключение, будь оно проклято! — Маландер затянулся сигаретой, бросив красный отсвет на свои правильные черты. — Эти окаянные энергетики дня не могут проработать, как надо. Пострелять бы их всех через одного — давно пора провести нечто подобное. — Он обнял Поппи за талию. — Не волнуйся, я сейчас зажгу свет.
Между пальцами у него загорелся огонек, и Поппи высвободилась.
