он, и никто другой, способен выполнить это задание. Стриди очень этому удивился, но быть на улице одному все равно тяжело. Почему этот... как же его зовут... Караденус не встретил его, как было условлено?
Иногда ему нужно было остановиться, просто чтобы подумать и вспомнить, что делать дальше, но когда он это делал, прохожие, обходя или облетая его, смотрели очень сердито. Это его пугало. Чего доброго, кто-нибудь ткнет в него пальцем и скажет: «Вот парень, который сбежал с энергостанции!» Тогда его схватят констебли, и он никогда уже больше не увидит своих друзей.
Он откинул волосы с глаз и прищурился, вглядываясь в табличку. На ней, как и раньше, значилось «Пятиконечная» — уже хорошо. Его маленькие друзья говорили ему, что делать — например, идти все время по Пятиконечной. Идти нужно по направлению к Сумеркам, но еще в Вечернем районе Пятиконечная должна пересечься с Простоквашной, и там будет автобусная остановка. Он знал об этом не потому, что утром сошел с автобуса на этой самой остановке вместе с Караденусом, когда ехал в центр, а потому, что друзья снова и снова втолковывали ему, как попасть домой на случай, если он останется один. Они даже карту ему рисовали, но это было слишком трудно понять. Проще выучить слова наизусть, как песню, как его любимый «Броселиандский блюз», — и повторять их, пока они не запомнятся, как собственное имя.
На самом деле он запомнил дорогу домой даже лучше, потому что имя свое порой забывал — иногда он думал о себе не как о Стриди Крапиве, а как о глыбе огня величиной с целое небо, не имеющей никакого имени; это случалось с ним каждый раз при воспоминании о том страшном, блещущем золотом мгновении, когда энергия всей станции прошла сквозь него. В такие моменты он переставал быть долговязым сыном вдовы Крапивы, деревенским парнем из Орешника, и даже новым Стриди с плохо работающей головой, но полным желания помочь своим новым друзьям — он был просто памятью, страшной памятью о том, как свет влился в него, угрожая разорвать на множество белых осколков...
Прохожие с руганью толкали его, спеша мимо. Одна девушка в чепчике горничной, видимо, почувствовала култышки крыльев под его просторной курткой — ее собственные крылья сверкали даже при тусклом свете осеннего дня, — она посмотрела на него как-то странно и пробормотала:
— Везет же некоторым.
Стриди понял, что снова остановился посреди тротуара и загораживает дорогу другим. На него обращали внимание, а друзья всякий раз, объясняя ему, как добраться до дому, добавляли, что внимания к себе привлекать нельзя.
Думать на ходу было очень трудно — не только потому, что думать вообще тяжело, а еще и потому, что он боялся пройти мимо нужного места, пока будет думать. Сегодня ему пришлось столько всего держать в голове! И как попасть в то место, где он побывал днем, и как вернуться к друзьям, и что нельзя останавливаться на улице, и говорить ничего нельзя, чтобы не привлекать внимания. И еще он должен был помнить, что поручили ему друзья, а это труднее всего, особенно без помощи Караденуса. Но он справился — и теперь чувствовал облегчение.
Справился ли? Он снова остановился, всего на секунду, потому что засомневался. Он думал, и боль сжимала грудь, не давая дышать. Вдруг он просто пришел в то место, а сделать то, зачем пришел, позабыл? «Пойдемте со мной, — просил он, — я это все нипочем не упомню». Но они не согласились. «Мы не можем пойти туда с тобой, Стриди, — сказал кто-то, кажется, Щеколда. — Нас возьмут на заметку и выследят. Ты должен пойти сам».
Он вдруг вспомнил про сумку у себя в руке. Точно! Если он не сделал то, чего от него хотели, сумка будет пустая. Он приоткрыл ее совсем немножко и заглянул внутрь. Там лежала груда именных карточек, и он облегченно вздохнул. Он выполнил задание — теперь, когда ему полегчало, он и сам это вспомнил. Да, он хорошо помнил, как вошел туда и сделал все, что ему велели, по порядку, как надо.
Его снова толкнули. Он стоит посреди тротуара, а этого делать нельзя. Надо идти. Прямо по Пятиконечной до Простоквашной улицы. А эта улица точно Пятиконечная? Вдруг он свернул не на ту улицу?
На глаза ему попалась табличка. Правильно, Пятиконечная. Это хорошо. По ней он придет к автобусной остановке.
— Уйди с дороги, чучело! — кричал кто-то, и Стриди наконец отвлекся от мигающего на столбе сиреневого света. Свет как будто мигал и у него в голове — очень странное чувство. Голубые блики падали на все вокруг, даже на большой черный экипаж — он стоял посреди перекрестка, и шофер грозил Стриди кулаком в опущенное окно. — Убирайся к себе в Ольшаник!
— Так я не из...
Светофор продолжал мигать перед глазами, даже когда он не смотрел. Рожок затрубил снова, и Стриди поспешно перешел через улицу. Как она называется? Пятиконечная? Хорошо.
С ним не всегда было так. Он плохо помнил, как было раньше, но знал, что после несчастного случая стал другим. Раньше он не забывал все так быстро, не стоял, выпучив глаза, на одном месте — друзья подобрали его как раз при такой оказии. Мигающие огни не нагоняли на него столбняк, не цокали ему на ухо «клик-клак-клик-клак», прямо как чьи-то ночные шаги по звонким плитам. До несчастного случая он вообще их не замечал, а теперь они горячим холодом перетекали из сияния в темноту, как вода в тазу, да так быстро, что почти никто, кроме него, этого не улавливал. А Стриди видел, во всяком случае — чувствовал. Хорошо, что ему не надо выходить в город ночью. От ночных городских огней голова у него болела даже на расстоянии.
Следующая поперечная улица называлась Простоквашная. На этот раз Стриди, читая табличку, стал поближе к витрине. Эта самая ему и нужна. Перекресток ее и Пятиконечной. Теперь надо найти еще что-то. Стриди нахмурился, но ненадолго. Точно. Автобусную остановку.
Довольный и порядком гордый собой, он оглядел перекресток. На одном углу большой магазин, высоченный дом с ярко светящимися буквами над стеклянной дверью. Там написано «Вербейник», и все выходят оттуда с коробками и пакетами. Но Стриди не магазин нужен. Он помнит, какие они, магазины. Мать возила его в городок Рощица покупать зимнюю куртку, и там тоже был универмаг, гораздо меньше этого под названием «Братья Цинния», а в нем целый этаж игрушек, недостижимая мечта для .маленького Стриди.
Он поморгал. Зайти внутрь, что ли? «Да нет же, Стриди. Тебе остановка нужна!» Он даже рассердился на себя самого.
Он посмотрел немного и обнаружил ее чуть позади на Пятиконечной — он прошел мимо нее. До чего же умны его друзья, велевшие ему искать Простоквашную улицу! Именно здесь, только на другой стороне, он и сошел утром с автобуса. Он узнаёт эти стеклянные стенки и медную зеленую крышу в виде ольхового листа.
Конечной остановкой автобуса должны быть «Руины» — они так сказали. Надо сесть именно на этот, идущий в Руины.
На остановке уже сидели с полдюжины ожидающих, среди них три старушки в одежде черных и серых тонов и две женщины помоложе в форме горничных — одна маленькая, наполовину брауни, вероятно; шестой был мужчина в пальто, скроенном так удачно, что никаких крыльев под ним явно не было, даже таких обожженных и скукоженных, как у Стриди Крапивы. На коленях он держал раскрытый зеркальник и даже глаз не поднял, когда Стриди чуть не налетел на него. Другие посмотрели на Стриди косо, но тут же и отвели глаза. Стриди решил не садиться, хотя ноги у него болели. Еще заснет, как это с ним иногда случается. Стоя заснуть труднее.
Интересно, обращался ли этот мужчина к доктору, чтобы удалить крылья. На станции говорили, что мастер Кизил, управляющий, обращался. Пока Стриди размышлял об этом, маленькая служанка дернула за рукав другую и показала на небо.
