Она не может подняться. Ее кости — в ручье.
Ночь прошла отвратительно — почти без сна. Бриони поднялась за час до рассвета. Она чувствовала такой гнев, что не могла спокойно усидеть на месте. Она сердилась и на Хендона Толли, и на себя, не сумевшую сдержаться, и на Баррика, которого не было рядом, а заодно и на все остальное.
«И я стояла там, размахивая мечом! Как будто было не ясно, что он не может поднять на меня руку — на свою повелительницу, на женщину. Девчонка. Более того: все прекрасно знали, что ему и не нужно этого делать, поскольку он уже победил. Я выглядела последней дурой!»
Бриони довольно долго сидела на стуле перед письменным столом, испытывая душевное смятение. Ей хотелось убежать и затеряться где-нибудь в необъятном замке, пока все не забудут про случившееся. Но нет, никто ничего не забудет, и она не может никуда убежать. Она из семьи Эддонов. Она принцесса-регент. Злополучный обед будут помнить многие годы.
Ей ничего не оставалось, кроме как жить с этим. Она обмакнула перо в чернила и принялась писать письмо отцу.
Бриони остановилась. Она вдруг ясно вспомнила, как Кендрик притворялся сердитым, пряча улыбку, и не смогла сдержать тихие слезы. Роза Треллинг заворочалась в своей постели, что-то пробормотала и снова уснула. Спящая на соломенном тюфячке Аназория — десятилетняя младшая горничная — похрапывала, словно дряхлая собачонка. Как необычно бодрствовать, когда все вокруг спят. Будто ты не человек, а призрак.
Бриони вернулась к своему занятию и вычеркнула часть последнего предложения. Она вдруг обнаружила, что говорит об отце в прошедшем времени, будто он не в плену, а уже умер.
«О боги! Опять этот придуманный страх!» — укорила она себя.
Письмо никак не хотело продвигаться. Ну как сообщить ему, что у них происходит? Сообщить так, чтобы отец не испугался до смерти. Как ей описать все это? Сумеречное племя, заигрывания Толли с автарком, бесконечную цепь неприятных событий… Как написать отцу, что она сильно боится за Баррика, и при этом не разбить королю Олину сердце?
Бриони отложила перо и перечитала написанное. Больше всего принцессу расстраивала невозможность обсудить с отцом то, что ее беспокоит, особенно чудовищный рассказ Баррика. Откровения брата камнем лежали у нее на сердце — огромным тяжелым камнем, от которого она никогда не избавится. Иногда эта тяжесть мешала ей двигаться, разговаривать и даже думать. Оставалось только надеяться, что, выслушав брата, она тем самым сняла с него часть груза.
Как такое могло произойти? А если это неправда?… Но разве мог Баррик, ее родной брат, так жестоко врать? А если правда? Тогда вправе ли она писать отцу так, словно ей ничего не известно, словно она остается прежней любящей дочерью, словно мир не изменился?
«Либо Баррик величайший в мире лжец, либо отец…»
Все было бессмысленно. Она хотела написать отцу, но оказалось, что это невозможно.
Бриони поднесла лист пергамента к огню свечи, и тут раздался стук в дверь. Она торопливо бросила пепел и клочок несгоревшего пергамента на подсвечник, будто ее поймали, за недостойным занятием.
— Кто там?
— Лорд Броун, ваше высочество, — раздался голос одного из стражников. — Он хочет…
— Клянусь огненной бородой Перина, я могу сказать это сам! — прорычал лорд комендант. — Позвольте мне войти, ваше высочество. У меня очень срочное дело.
Небо только начало светлеть, но Авин Броун был одет как днем, хотя явно собирался он в спешке. Он осмотрел комнату, словно ожидал увидеть в ней врагов, но нашел лишь спящих женщин.
— Нам нужно поговорить с глазу на глаз, — заявил он.
— Они все крепко спят, но если вы сомневаетесь в их скромности, мы можем выйти в коридор…
— Нет, нам не следует обсуждать подобные вещи в присутствии стражников. Пока не следует. — Он еще раз осмотрел спальню. — Ладно. Поговорим здесь, только тихо.
Бриони жестом предложила Броуну сесть за письменный стол, а сама осталась стоять. Что-то встревожило принцессу, и ей мучительно захотелось сбежать. Броун выглядел суровым и расстроенным, как всегда, но девушка почувствовала в нем что-то необычное. Бриони прикинула, сколько времени понадобится стражникам, чтобы прибежать ей на помощь. Непроизвольно она отступила на шаг, потом еще на один… Она сразу же устыдилась своего страха и сделала вид, будто ищет что-нибудь теплое, чтобы набросить на плечи. Только сейчас она почувствовала, какие легкие ее домашние туфли — в них мерзнут ноги.
— Нашли Гейлона Толли, — объявил Броун.
— Где?
— В поле у Марринсвока. Точнее, в канаве, прикрытой ветками.
— Что? — На миг Бриони представилось, что Гейлон играет в прятки. Но в следующее мгновение все поняла. — О всемилостивая Зория! В канаве? Он…
— Он мертв. Мертвы все, кто сопровождал его. Всех шестерых бросили в готовую могилу, если можно так выразиться.
— Но… как?… — ошеломленно пробормотала Бриони. Ей пришлось сделать усилие, чтобы облечь мысли в слова. — Как это случилось? Кто их нашел?
— Новобранцы из южного Марринсвока, человек десять — пятнадцать. Они прибыли в Южный Предел вчера, примерно через час после вечернего звона колокола, и сразу же сообщили об этом. Они ехали по Сильверсайдской дороге недалеко от Оскастла и увидели над полем тучу воронов и других птиц. Подъехав поближе, заметили что-то блестящее. Это оказалась брошь.
У Бриони подогнулись колени, и она сделала шаг, чтобы не потерять равновесие.
Броун тотчас вскочил со стула и помог принцессе сесть.
— Почему? — спросила она. — Кто это сделал? Разбойники? Разве возможно, чтобы сумеречные забрались так далеко на юг?