никогда не стала бы заниматься такой глупой, ненужной работой. А скрюченные пальцы бедной бабушки едва годятся на то, чтобы держать кружку, не уронив ее.
Этим утром она впервые проснулась без чувства, что голова раздулась и вот-вот лопнет. Боль стала сильнее, но по крайней мере сознание вроде бы прояснилось. Уж лучше боль, чем ужасное состояние расплывчатости и какого-то пуха в голове, которое окутало ее после…
— Гедеон, что случилось? Я помню, что слышала, как Жак считал, но не могу вспомнить выстрелов.
— Ты не стреляла.
— Ох, нет! — Она осторожно повернулась и невидящими глазами уставилась в стену. Значит, ничего не устроено, абсолютно ничего. Они по-прежнему принадлежат Клоду, и он в любой момент, как только ему взбредет в голову, может их вышвырнуть. Ни единой минуты она не верила той чепухе, которую он молол, обещая построить им дом там, где остров заканчивается мысом. Ни один человек в здравом уме не станет строить дом прямо в океане, где штормы смоют его до основания. По каким-то своим причинам Клод хочет, чтобы они исчезли. Или умерли.
— Прюденс…
Имя странно прозвучало в устах Гедеона. Она снова повернулась и посмотрела на него. Он все еще сидел на краю ее кровати с маленькой шелковой домашней туфлей, раскачивавшейся в его натруженных руках и выглядевшей в них совершенно неуместно. Прю поняла, что он побрился. У нее осталось смутное впечатление, что она как-то раз видела его с темной Щетиной на подбородке. Помнится, даже удивилась, что борода не такая светлая, как выгоревшие на солнце волосы на голове.
Теперь он выглядел гораздо лучше и казался отдохнувшим. И переоделся. Гладкая белая батистовая рубашка обтягивала его сильные плечи. Рукава закатаны выше локтя. Прю обнаружила, что не сводит глаз с мускулистых, бронзовых от загара рук, покрытых золотистыми волосами. Она помнила, что такими волосами покрыто и все его тело.
С трудом сглотнув, Прю заставила себя отвести взгляд, но все равно чувства предали ее. Она ощущала его тепло. Как могло присутствие сильного и спокойного человека быть в то же время таким волнующим?
Ноздри впитывали чистый мужской запах, характерный для Гедеона. Отец пах ромом и табаком. Он курил резную трубку, сделанную специально для него трубочным мастером в Мэриленде. Прайд обычно пах чуть-чуть по-козлиному. Что же касается мужчин на стоянке, то все они пахли одинаково — китовой требухой.
— Это давно было? — спросила она, имея в виду дуэль. Сколько времени прошло с тех пор, как она опозорила себя, проиграв партию, в которой надеялась победить?
— Сегодня четвертый день.
При этой новости она попыталась сесть в кровати, но тут же рухнула на спину от боли.
— Я промахнулась, да? И этот ничтожный червяк подстрелил меня! Боже, мне так стыдно!
Гедеон взял ее руки в свои большие ладони.
— Тебе есть чего стыдиться! Ты сделала величайшую глупость, встав вместо брата! Разве ты ничему не научилась за все месяцы на моей стоянке?
— Есть одна вещь, которой я научилась. Я презираю любого быка, который пользуется преимуществом из-за того, что он такой большой и имел счастье родиться мужчиной!
— Покажи мне мужчину, или, если хочешь, быка, который может победить женщину, когда она открыла рот и по малейшему поводу палит языком, будто из пушки, заряженной картечью.
Прю многозначительным взглядом обвела его широкую грудь.
— Будь у меня такая большая мишень, я бы вряд ли промахнулась!
Гедеон только саркастически вскинул бровь, напоминая, как она не просто промахнулась, а не смогла нанести удар по очень большой мишени. И ее короткая вспышка гнева кончилась шумным вздохом.
— Ладно, с гарпуном я дала маху. Но пистолет — дело другое. Я чертовски меткий стрелок. А если так, то почему бы мне этим не воспользоваться? Разве вы не понимаете? Прайд бы дрогнул и промахнулся.
— Или бы вообще не выстрелил. Ты не выстрелила.
Еще одно горькое напоминание. Прю постаралась избежать его взгляда и в конце концов раздраженно вздохнула.
— Черт возьми, не будете ли вы добры перестать нависать надо мной, как грозовое облако? Вы заставляете меня нервничать!
Она не собиралась признаваться в этом, но раз слова выскочили — пускай. Если он по-прежнему будет возвышаться над кроватью и обращаться с ней так, будто чувств у нее не больше, чем у раненого быка, то все кончится тем, что она совершит какую-нибудь невероятную глупость. Расплачется. Или снова бросится к нему в объятия.
— Нечего тебе лежать плашмя на спине, лучше мы тебя оденем и посадим на твою корму. Не дело позволять крови застаиваться в одном месте.
— Это может сделать Лия.
— У Лии хватает работы, с которой надо управиться. Она ухаживает за твоей бабушкой. Бедной старушке не стало лучше от твоего последнего поступка. Единственное, на что она способна, — это лежать в постели и звонить в свой проклятый колокольчик.
— Бабушка сейчас не в форме. Это не ее вина, что воспалились несчастные суставы. Ей больно.
И к тому же она пила гораздо больше, чем полагается. Но Гедеон по доброте воздержался от дальнейших объяснений. А когда она пила, то делала глупости. Вроде той, когда предложила свою внучку подонку, который не стоил грязи на подошвах ее башмаков.
И еще раз по доброте он воздержался от лишних слов. Хотя Гедеон и не сомневался в своей догадке, что Осанна Гилберт уже забыла свое собственное участие в этом дурном деле. Боже, помоги той несчастной женщине, которая ухаживает за ней.
— Готова встать? — ласково спросил он, наблюдая, как играют, сменяясь, выражения на лице Хэскелл. Что в этой своевольной женщине есть такого, что проникло ему в самую глубину и опутало разум, будто длинный вьюнок? С первой же встречи от нее пошли одни неприятности. Ничего себе встреча — подскочила к нему и, наставив проклятый короткоствольный пистолет прямо в лицо, приказала отдать кошелек. Она не только упрямая, она безрассудная.
У маленькой плутовки сильный характер — слишком сильный — и мало мозгов, а это хуже, чем совсем не иметь характера. Известно, что при таком соотношении человек погибает!
С минуту он мрачно смотрел на нее, а потом сказал:
— Деларуш мертв.
Она разинула рот, и взгляд Гедеона замер на ровных белоснежных зубках, за которыми алел маленький язык. Боже, помоги ему. Он рывком встал с кровати, повернулся и уставился в окно. Это все, что он мог сделать, чтобы не заключить ее в объятия и не предложить утешение.
— Но как? Что случилось? Гедеон, расскажите же мне.
— Деларуш выстрелил при счете семь и попал тебе в спину, чуть ниже плеча. Ты упала и разбила голову, — ворчливо проговорил он — Най и я прибежали как раз вовремя, чтобы увидеть, что там случилось.
— Но Клод… Как он умер?
Гедеон чуть помолчал, нельзя же гордиться убийством человека, даже если подонок сто раз заслуживал смерти — втянул мальчишку в мужскую борьбу, да еще и обманул.
— Я убил его. Дело сделано, Хэс… Прюденс. Лучше забудь об этом и старайся вернуть себе силы. Скоро придет Лия и переменит постель.
И я обещал ей, что ты будешь сидеть, но если…
— Проклятие! Гедеон, да перестаньте же смотреть в чертово окно и взгляните на меня! Я хочу знать всю подлую историю, а не обрывки и кусочки, которые вы выбираете, чтобы сказать мне!
Прю уставилась ему в спину. Она чувствовала себя несчастной из-за того, что вовлекла его в свои беды, и до боли счастливой оттого, что он подоспел вовремя и спас ее. Бог знает, что бы случилось, если бы только один Жак наблюдал за кровавой игрой. Он бы для верности, наверно, всадил ей в спину вторую пулю.
