— Я покажу. — Гредель вышла вместе с ними на площадку к лифту. В доме жили работающие люди, которые ложились спасть в приличное время, и в этот ночной час безмолвное здание казалось вымершим. Парни дотащили Антония до грузового лифта и переводили дыхание, запыхавшись под грузом тяжелого тела.
— Хромуша, — позвала Гредель.
— Что?
Она поглядела в его жесткие голубые глаза.
— Бросьте его в реку.
Что-то плыло по поверхности воды, но Сула отвела глаза. Мартинес обнял Сулу и стал осыпать поцелуями. Девушка пыталась забыться, отвечая ему. Внезапно ей на руку упала холодная дождевая капля. Она вздрогнула.
— Тебе холодно? Давай я подниму тент.
Мартинес дернул за ручку, и над лодкой раскрылся пластиковый полог, защищающий пассажиров от ветра. Внезапно ей стало не хватать воздуха. Сула рванулась и с криком опустила тент.
— Что случилось? — встревоженно спросил Мартинес.
— Лодка! — приказала Сула. — К пристани! Быстрее!
Паника билась в ее груди, как разорванный парус под ударами ветра. На лицо падали дождевые капли. Мартинес взял ее за руку.
— Что случилось? С тобой все в порядке?
— Нет! — выкрикнула она, вырывая руки. Лодка скользнула к причалу, и Сула рванулась на твердую землю. Упала. Ободранная лодыжка вспыхнула болью, но она не стала обращать на это внимания, а поспешно поднялась на ноги и проворно побежала прочь. Мартинес остался стоять в лодке, смешно раскинув руки для равновесия.
— Что я сделал не так? — крикнул он озадаченно.
По ее лицу хлестал холодный дождь.
— Ничего! — бросила она, ускоряя шаги.
Глава 6
Катафалк последнего великого господина катился вперед, в тишине скользя вдоль бульвара праксиса, ведущего от стоящего на акрополе великого прибежища к вечному пристанищу, расположенному на другом краю верхнего города. Над громадным катафалком высилось изображение последнего шаа в две натуральные величины. Тяжелое тело в полулежачем положении, покрытое тяжелыми складками провисшей серой кожи, приплюснутая, квадратная голова, приподнятая над телом, как холм посреди ровного поля, взгляд, устремленный вперед, в будущее, видное только тем, кто обладает мудростью шаа.
Похоже, Мартинес уже много часов простоял под серым небом. На нем был траурный мундир с эполетами и парчовым плащом, сапоги с высокими ботфортами и высокий черный кожаный кивер на голове. На траурном мундире цвета поменялись местами, и вместо зеленой куртки и штанов с серебряными пуговицами и шнурами на Мартинесе был траурно-белый костюм с зеленым воротником, манжетами и прочими украшениями. Белый плащ, украшенный зелеными полосами, был со специальными грузиками по краям, чтобы не терял форму.
Катафалк медленно полз, сопровождаемый оркестром, состоящим исключительно из креев, гудели моторизованные литавры и двуязычковые флейты, завывающие причудливыми голосами. Их монотонное пение наводило на мысли о похоронных ритуалах каких-то полудиких рас, дошедших до нас из незапамятных времен. За ними следовала платформа, на которой лежали странные механизмы, с которыми — если слухи не врали — Предвосхищение Победы был соединен под конец своей жизни. Они были прикрыты белым саваном, и их предстояло сжечь вместе с последним шаа, чтобы их секреты никому не достались.
Мартинес старался не думать об этом, но все равно испытывал досаду. Шаа всегда были очень скрытны, когда дело касалось их анатомии и психики, не говоря уже об их непостижимом способе мыслить. После смерти каждого шаа вместе с ним положено было сжигать его слуг и все личные вещи, и оставшиеся в живых шаа строго следили за выполнением этого требования. Что там скрывалось под этими складками кожи и тем более внутри их неуклюжих голов, оставалось тайной, ведомой только шаа.
Но теперь не осталось шаа, способных проследить за тем, чтобы останки покойного были уничтожены. Превосходная возможность для проведения посмертного вскрытия, раз уж не суждено заняться изучением их анатомии при жизни. Завись все от Мартинеса, он бы на несколько недель, а то и месяцев отложил и похороны, и траурную процессию, дав возможность патологоанатомам расследовать все секреты физиологии шаа, а лучшим кибернетикам мира — заняться машинами и выяснить, вправду ли они были хранилищами памяти великих господ.
Но от Мартинеса ничего не зависело, так что секретам шаа предстояло исчезнуть вместе со смертью последнего из их рода.
Следом за платформами с Предвосхищением Победы и его машинами шагали плакальщики в траурных костюмах с обращенной расцветкой. В белом с пурпурным шествовали господа депутаты, в белом с коричневым шли представители гражданских ведомств, в белом с зеленым был флот. Каждая группа была представлена всеми видами, идущими в порядке их покорения. Первыми шли наксиды, вихляя вытянутыми телами, чтобы удержаться в медленном темпе шествования, за ними шагали терранцы, следом торминелы, и так далее. Отсутствовали здесь только йормаки, которым много столетий назад было дано особое разрешение не покидать своей планеты.
Лорд Пьер Н'гени был где-то среди господ депутатов, но его Мартинес не разглядел. Среди одетых в белые мундиры флотских офицеров он увидел господина командующего флотом Ярлата, нового командующего флотом метрополии. Он был торминелом и, как ночной житель, прятал огромные глаза под темными очками. Его пухлое, покрытое густым мехом туловище было до самого подбородка укрыто траурным мундиром. Тяжелый официальный костюм, надетый поверх плотного меха, мог вызвать у представителя его вида опасный перегрев, и в менее официальной обстановке торминельские офицеры обычно ограничивали свой костюм жилетом и короткими штанами, так что, наверное, в мундир командующего были встроены охлаждающие элементы. Многим торминелам, занимающим официальные должности, на период траура пришлось перекрасить свой черно-бурый мех в белый цвет, чтобы не получить теплового удара.
Мартинес ничего не знал о командующем флотом Ярлате, да и знать не хотел. Достаточно было того, что Ярлат вступал в должность, которую раньше нес командующий флотом Эндерби, и поэтому с завтрашнего дня Мартинесу придется спороть с воротника красные нашивки, полагающиеся ему как офицеру по особым поручениям.
За представителями флота шагали одетые в белое с голубым работники поисковой службы, а за ними сверкали позолотой на черном работники легиона справедливости. Они не носили траура, что должно было лишний раз подчеркнуть, что даже великое горе не может оторвать их от постоянной заботы — выслеживания врагов праксиса.
Следом за плакальщиками везли тела тех, кто решил покончить с собой вместе с великим господином, и первой среди них была предводительница парламента, самая высокопоставленная особа во всей империи, если не считать шаа. Ее катафалк не спеша двигался по улице, и ветер перебирал редкие перья на ее теле. Следом за умершими депутатами двигались похоронные дроги высокопоставленных гражданских служащих. Все они приняли большую порцию яда и умерли, надо полагать, в окружении преданных родственников, готовых насильно влить яд в их горло, если бы самоубийцам вдруг захотелось уклониться от своей участи.
Впервые в жизни Мартинес почувствовал удовлетворение от мысли, что его клан не принадлежит к числу самых знатных. Он не мог удержаться от мысли, что если бы пришлось выдвигать кандидата на похороны великого господина, его родня вручила бы эту чашу ему. Его брат Роланд должен был унаследовать власть на Ларедо, и его смерть была бы слишком большой потерей, а его сестры всегда были
