Пройдя по подъездной дорожке, Чэнь обнаружил, что входная дверь открыта, а в дверном проеме стоит худой мужчина старше средних лет.
— Тан Сюань? — с некоторой долей удивления спросил Чэнь.
В его понимании промышленник вряд ли стал бы встречать кого-то у дверей, но мужчина подтвердил голосом, похожим на голос какой-то древней птицы:
— Да, он самый. А вы инспектор уголовного розыска Чэнь? Входите, входите.
Чэнь видел лицо Тана под заголовками в финансовой прессе раз сто, но у него осталось впечатление о человеке с двойным подбородком и надменным бесстрастным взглядом. Этот же мужчина был худым и стройным, скорее какой-то китайский ученый, чем основной игрок национальной промышленности. Только рассмотрев его поближе, Чэнь заметил следы от второго подбородка, лицо Тана провисло, как плавится поднесенный слишком близко к пламени воск.
— А госпожа Тан? — негромко спросил Чэнь.
На лице промышленника появилось смущение, он натянуто, с неохотой, произнес:
— Там внутри.
Чэнь проследовал за ним в богато украшенную комнату, по всей видимости, нечто вроде гостиной. В обстановке комнаты явно ощущалось отсутствие вкуса: первым впечатлением Чэня было скучное, непомерное изобилие, пиршество темно-красного бархата и позолоченного дерева. Это было помещение, в котором человек, обладающий слишком большими деньгами и не имеющий представления о том, что такое вульгарность, попытался по своему поверхностному впечатлению воссоздать Версаль. Чэню тут же вспомнился салон похоронных услуг. В мягком красном кресле с летящими херувимами сидела госпожа Тан. На ее абсолютно ничего не выражавшем лице застыла слабая улыбка, а руки сжимали лежащую на коленях сумочку от Миуччи. Сначала Чэнь подумал, что она в перчатках, но потом увидел, что это кожа у нее на руках кроваво-красного цвета.
— Я обнаружил ее в таком состоянии час назад, — мрачно проговорил Тан. — С тех пор она даже не шевельнулась.
Чэнь приблизился к неподвижной женщине и присел перед ней на корточки. Глаза ее были широко открыты, и за ними он разглядел необычную золотистую пелену. Глянув через плечо, чтобы выяснить, откуда падает свет, он обнаружил лишь, что дверь закрыта и единственным источником света был один из канделябров в другом конце комнаты за спиной госпожи Тан. Чэнь протянул руку и пощупал пальцем пульс на горле женщины, ощутив слабое и нерегулярное биение.
— Врача вызывали? — спросил он. Промышленник кивнул:
— Ее осмотрел мой личный врач. Он сейчас наверху, звонит по телефону.
— И каков его диагноз?
Тан стыдливо переступил с ноги на ногу.
— Одержимость.
— Да, я склонен согласиться. Очевидно, на нее что-то нашло... Что ж, нам лучше прибегнуть к изгнанию нечистой силы.
— Инспектор, — схватил его за руку Тан, — надеюсь, вы понимаете, что я хотел бы избежать скандала?
— Не волнуйтесь, — сказал Чэнь. — Мы будем действовать очень осторожно — Бросив взгляд на стоявшие рядом часы в корпусе из золоченой бронзы, он вздохнул. Было уже почти восемь. — Вы не возражаете, если я быстренько позвоню?
— Конечно.
Чэнь вышел в холл: не хотелось, чтобы то, что сейчас владело госпожой Тан, слышало его разговор. Он набрал домашний номер участкового экзорсиста, и через какое-то время послышался раздраженный голос Лао:
— Это ты, Чэнь? Что опять стряслось?
Чэнь объяснил, и Лао издал мученический вздох.
— А это не может подождать до завтра? Жена только подала ужин на стол.
— Извини, но не может, — твердо заявил Чэнь.
— Если уложить пострадавшую в кровать и держать ее ноги в тепле, иногда это проходит само по себе. Зеленый чай тоже помогает.
— Лао, дело срочное.
— Ох, ладно, — проворчал экзорсист. — Где это?
Чэнь рассказал.
— Хорошо, что не на другом конце города, как это обычно бывает... Сейчас, вот только найду свои туфли.
Чэнь положил трубку, потом позвонил Инари.
— Дорогая, это я. Знаешь, мне очень жаль, но, похоже, я буду сегодня поздно. Тут кое-что произошло, с чем мне нужно разбираться самому, и...
— Неважно, — смиренно произнесла Инари. — Я приготовлю что-нибудь на ужин и оставлю на плите. Ничего страшного.
— Спасибо, — поблагодарил Чэнь. И добавил: — Как у тебя прошел день?
— Прекрасно, — восторженно сказала Инари. — Ходила за покупками. На рынок.
— Одна? — захлопал глазами Чэнь.
Активность жены была похвальной, но это не могло не беспокоить. Слышно было, что у нее играет музыка: что-то быстрое и иностранное. Инари рассмеялась. — Нет, конечно. Я брала с собой чайник. Не волнуйся, Вэй.
— Ладно, приеду, как только освобожусь. Береги себя.
— Ты тоже, — сказала Инари и повесила трубку.
Чэнь вернулся в гостиную, но не успел он войти, как за дверью послышался какой-то шелест, его схватили за горло и ловко бросили на ковер. Чэнь почувствовал на себе огненный взор госпожи Тан: ее желтые глаза пылали, как солнце. Выскочивший у нее изо рта резким и быстрым движением язык полоснул по его щеке, словно бритва. Чэнь отчаянно откатился в сторону, мельком заметив лежащее на ковре тело промышленника, госпожа Тан издала яростное шипение, подпрыгнула высоко в воздух и, широко расставив ноги, уселась верхом на Чэня. Тот ухватился за карман, ища четки, но госпожа Тан откинула его руку в сторону. Челюсть ее отвисла, словно вывихнутая, и Чэнь с зачарованным ужасом следил, как зубы у нее начинают расти, скручиваясь острыми кончиками, словно пробивающиеся из земли усики виноградной лозы. Когтистой рукой она схватила Чэня за горло. Мир вокруг сделался красным, как кровь.
2
— Глянь-ка, — сказала Инари, обращаясь к чайнику. Она подняла вверх редиску, разрезанную на тонкое хитросплетение лепестков. — Красиво, верно?
Положив овощ на середину стола и склонив голову набок, она стала рассматривать свою работу. Хотя она старалась прилежно следовать инструкциям в журнале, довести дело до конца, не оборвав края редиски, у нее получилось лишь впервые. Она взглянула на чайник с притворным осуждением.
— Надеюсь, ты не дуешься на меня за то, что мы выходили из дома, ничего не сказав Чэнь Вэю. Или, может, ты просто устал? Мы сегодня немало прошагали, верно? — Ее лицо вдруг исказила гримаса боли, и, присев на кушетку, она стала осматривать ноги. Хотя она и надевала толстые хлопчатобумажные таби,[7] ступать до сих пор было больно. Но горели ступни уже не так сильно, как в первый поход. А теперь она уже в третий раз осмелилась покинуть безопасные пределы плавучего домика. Инари ободрилась. — Не так уж плохо вышло сегодня, — с надеждой произнесла она.
Она вспомнила рынок: изумительное место, столько огней. Когда стал опускаться вечер, зажглись лампы, свисавшие с высоких перекладин, от их света протянулись тени по зеленым горкам пак чой[8] и обычной капусты и засверкали блестящие бока карпов и кефали. Прижимая к груди сумку с чайником, Инари бродила, как зачарованная, среди прохлады рыбных палаток, она
