Не уверенная в том, что сумеет самостоятельно добраться до Ватикана (несмотря на карту в путеводителе), она взяла такси и безучастно уставилась в окно, мысленно продолжая диалог с Эмили.
Извинись, сказала мать. Как она будет извиняться, если при одной мысли об этом слова застревают в горле? Не так уж она и виновата… Нет, виновата. Неужели она действительно так изменилась и стала настоящим чудовищем?
Одри испустила протяжный вздох и раскрыла путеводитель. «В библиотеке Ватикана хранится множество знаменитых рукописей, в том числе первая карта Америки после ее открытия Колумбом…» Может быть, однажды в путеводитель попадет имя Витторио, увековеченное за какое-нибудь великое открытие, сделанное им. Или оно попадет в полицейский перечень знаменитых убийств, потому что рано или поздно она непременно проломит ему голову бесценным памятником античности — скорее всего, работы кельтов…
Эта мысль заставила ее вернуться к упрекам матери. Справедливым упрекам. Одри знала за собой грех: она была нетерпелива, упряма и не учитывала чувств других людей. Не по бессердечию: просто дел было очень много, а времени очень мало. Некогда было позволить себе остановиться и оглядеться, наверное, она даже не знала, как это делается.
Но разве можно было признаться матери, что она вызывающе ведет себя с Витторио, потому что испытывает к нему необоримое влечение и чувствует себя виноватой? Нет, невозможно.
Резко захлопнув путеводитель, Одри уставилась в окно.
— Виа дель Корсо, — услужливо подсказал шофер.
— Что? О, grazie [1].
Когда такси остановилось на перекрестке, молодая женщина случайно посмотрела на противоположную сторону дороги и с опозданием поняла, что глядит прямо на Витторио. Одри выгнула шею, пытаясь понять, с кем он болтает. Маричелли стоял на ступеньках какого-то здания, держа в руке свернутую трубочкой бумагу, и в такт собственным словам размахивал ею, как дирижерской палочкой.
Рядом с ним стояла женщина — высокая, элегантная, хорошо одетая. Коллега. Или то была Флавия? Одри видела, что собеседница улыбается ему, видела его ответную ленивую улыбку. Приятную улыбку, дружескую и чарующую. Ей он так не улыбался. Но ведь и она никогда не улыбалась ему…
Тут машина тронулась, Одри резко отвернулась и снова углубилась в путеводитель. Витторио выглядел очень привлекательно. Красивый, уверенный в себе, необоримо притягательный мужчина. Тот самый Витторио, перед которым она должна была извиниться. Вежливо извиниться. Наверно, это и есть ответ: нужно быть с ним вежливой. Может, тогда он позволит ей занять землю.
Да, держи карман шире, невесело подумала она. Как только Маричелли узнает о ее делах, он тут же поймет, что вся ее вежливость шита белыми нитками.
Очнувшись у Ватикана, она расплатилась с таксистом и присоединилась к экскурсионной группе. Мысли о Витторио не отпускали. Пришлось сделать над собой усилие и сконцентрироваться на словах гида, рассказывавшего о достопримечательностях. Красоты не оставили следа в памяти Одри, но когда они добрались до Круглого зала и увидели огромные статуи древних богов, это зрелище проняло даже ее. Сколько истории… Боже, сколько истории! Древность говорила сама за себя и не нуждалась в услугах гида.
Глядя на прекрасные, дразнившие воображение, поражавшие совершенством скульптуры, с необычайным искусством высеченные из мрамора античными мастерами, женщина тоскливо вздохнула. С таким талантом можно было свернуть горы. А она умела только одно — заботиться о больных и раненых животных… и огорчать людей, которые ее любили.
Рико и мать были ее единственной родней. Внезапно Одри вспомнила где-то прочитанную фразу: «Любовь — единственная вещь на свете, которую нужно заслужить. Все остальное можно украсть».
А она не заслужила любви, та досталась ей даром… Одри тяжело вздохнула, не обращая внимания, что группа ушла без нее, и принялась бродить по залу, пока не дошла до скульптуры Антиноя — того самого, который напоминал ей Витторио. Он и в самом деле был похож на Маричелли и смотрел на нее тем же равнодушным взглядом. Черт побери, это было обидно, Одри вовсе не была такой эгоисткой, как он считал. Во всяком случае ей хотелось на это надеяться.
Спустя три часа, ошалев от лицезрения гобеленов, больше напоминавших картины, и невыразимо роскошных потолков, Одри почувствовала себя усталой, жалкой и несчастной. Она смошенничала, и это было ужасно. То, то она решилась на обман с горя, дела не меняло. А сваливать свою вину на Витторио было просто недостойно.
Когда она вернется домой, надо будет снова позвонить Кэтрин и убедить ее срочно подыскать другое место. Тем более, что она забыла спросить, как поживает лиса — их последнее приобретение. Животное сбила машина, и Одри сильно сомневалась, что оно выживет. Наверно, с лисой даже не стали возиться — та была слишком сильно покалечена. Ведь если зверь не сможет вернуться в лес…
Выйдя на площадь святого Петра, она зажмурилась от солнечного света и посмотрела на колонны, ликующе вздымавшиеся со всех сторон. Двести сорок святых и пап, изваянных Бернини. А в центре красовался египетский обелиск. Вокруг раскинулись семь холмов Вечного Города — имперского Рима. Забудь своих животных хотя бы на минуту, сказала она себе. Найди время, чтобы остановиться и посмотреть вокруг.
И тут Одри, к собственному удивлению, не стала ловить такси, а пошла в направлении Колизея. Увидев кафе на красивой маленькой площади, она вспомнила, что надо поесть. Выполняя отданный себе приказ, Одри села за столик, огляделась и впервые пожалела о том, что не удосужилась выучить итальянский.
Пожилая англичанка попросила разрешения присоединиться к ней, устало опустилась на стул и облегченно вздохнула.
— Слишком много памятников? — участливо спросила Одри.
Женщина улыбнулась.
— Знаете, дорогая, я сбита с толку больше, чем до начала экскурсии. Столько статуй, столько всего! И все они такие… древние… Некоторые даже созданы до нашей эры. Подумать только! Они были такие умные, так умели обращаться с мрамором, что статуи похожи на людей больше, чем те, кого они изображают. И многие из них по-настоящему прекрасны… Поразительно красивые мужчины.
— Да… — подтвердила Одри. — Я все думаю, неужели у них действительно были такие красивые фигуры?
— И кудри! — продолжила ее собеседница. — Нет ни одного с прямыми волосами!
Ни одного. Интересно, Витторио тоже так хорош обнаженный, подумала она и грустно улыбнулась. Можно было представить себе реакцию Маричелли, рискни она спросить его об этом.
— У вас автобусная экскурсия? — поинтересовалась Одри.
— Да. И я на несколько минут сбежала от группы, потому что умираю без кофе! — Женщина поблагодарила официантку, размешала сахар, выпила кофе со вздохом величайшего удовольствия и неохотно поднялась на ноги. — Вперед! — воскликнула она. — Только вперед! — снова улыбнулась она.
Одри покорно осмотрела громадный Форум (когда-то политический и торговый центр города, как указано в путеводителе), арки Тита и Константина и Колизей — символ Вечного Города, по праву считавшийся одним из семи чудес света.
Расслабившись — пожалуй, в первый раз за несколько недель, — она облокотилась о ближайшую стену, подставила лицо ласковому майскому солнцу и неторопливо огляделась. Рим действительно был прекрасным городом, и заполняли его удивительно красивые люди.
Следя за группой туристов-англичан, Одри едва не рассмеялась: все они переняли итальянскую привычку подкреплять речь жестами. Лишь несколько дней назад эти люди говорили спокойно, а тут вдруг заделались латинянами. Оказывается, привыкнуть к местному образу жизни очень легко…
И тут Одри испугалась. Это было так легко, когда она позволила себе… Почему она сознательно запрещала себе очаровываться? Из-за двойственных чувств к Витторио? Или потому, что инстинктивно боялась признать всю бессмысленность борьбы и споров из-за дурацкого клочка земли и предпочитала возмущаться упрямством Витторио?
Нет, это неправда. Клочок земли был вовсе не дурацким, а очень важным. Найти что-нибудь другое почти невозможно, потому что фермеры и местные советы не хотят размещать на своей земле убежище для
