Хвосттрубой, Или Приключения Молодого Кота

Тревога вошедшего ощущалась даже в темноте.

— Пожжалуйста, лорд, не сделайте чего-нибудь неразумного. Я принес вам важные новоссти!

Снова последовало долгое молчание, и Гнусняк почуял и почувствовал приближение Кровососа не хуже, чем наземное Племя могло бы его увидеть при самом ярком дневном свете. Он подавил желание удрать.

— Да разве ты ссможешь ссказать такое, что покажжется мне хоть ччуточку ценным, старый сслюнтяй?

Тон Кровососа предвещал неминучую мучительную гибель, но Гнусняк уловил в нем благоприятную нотку и решился:

— Единственно следующщее, превосходнейшший лорд, единственно следующщее: кто-то прорылся внутрь Закота! Что-то изз солнечного мира! Я обнаружжил место, где вошшло это существо, над Большими Воротами!

Кровосос придвинулся — его жаркое дыхание охватило сжавшегося подчиненного.

— А мне-то что зза дело? — фыркнул глава Клыкостражей, но теперь уже с искусно скрытым интересом в голосе. — Небось ты уже разболтал об этом всем, кто ходит, полззает и роется межжду этим местом и Нижними Катакомбами?

— Нет, Великий Масстер! — проскулил Гнусняк, довольный, что верно рассчитал. — Я отправился прямо к вам!

— Позови ко мне Чернорыла. Ты уверен, ччто в туннель прорылись? Если ты сбиваешшь меня ее толку…

— Ох, нет! — заторопился Гнусняк, задыхаясь от страха. — Я точно знаю, лорд. Абссолютно уверен.

— Тогда я сообщу Баст-Имрету, — сказал Кровосос холодным удовлетворенным тоном.

— Вы впутаете ссюда Костестражжей? — струсил Гнусняк.

Кровосос щелкнул зубами; на бесшерстной коже показалась кровь.

— Слабоумный! Да как ты смеешшь даже дышать-то в моем присутствии! Сгинь изз моего нюха, слюнолиз! Сыщи Чернорыла, а потом забейся где-нибудь под камень, пока я не ззабуду о твоем существовании!

Задыхаясь, Гнусняк вылетел назад, туда, где было чуть-чуть светлее. Кровосос облизал оскаленные челюсти.

Тащась обратно с землекопных работ в обществе других туннельных рабов, усталый до мозга костей Хвосттрубой поднял глаза и увидел мрачную фигуру Растерзяка, который шел рядом с ним, — жестокая ухмылка растягивала его черные губы.

— Мягкого мяса, звездномордыш, — насмешливо сказал Когтестраж. — Каково живется на новом месте?

Хвосттрубой не ответил, продолжал шагать. Растерзяк, казалось, не обиделся.

— Все еще сохраняешь гордость, а? Ладно, это тоже тебе зачтется — я ведь не забываю о тебе. Вовсе нет.

Растерзяк на миг остановился, чтобы потянуться: его пятнистое брюхо быстро коснулось пола пещеры. Окончив, легким скачком снова нагнал Фритти.

— Попозже у нас будет вдоволь времени, чтоб наболтаться, — прорычал он. — Я просто подумал: зайду-ка я убедиться, что ты еще совершаешь свою ежедневную прогулку. Не захочешь же ты стать толстым и самодовольным, не захотим же мы такого, мой лентяйчик? — Растерзяк обвел тяжелым взглядом стоически замеревшую фигуру Фритти и продолжал, понизив голос: — Как раз теперь что-то затевается. Все слепые саламандрочки Кровососа так и мечутся вокруг, словно им подпалили мерзкие хвостики. Я просто хотел предупредить, что не спускаю с тебя глаз, — неважно, что там ни происходи. У меня такое чувство, что ты тут замешан. Не старайся, не строй невинные глазки, просто помни: я собираюсь разузнать о тебе все. Я намерен вычислить твой секрет.

— Растерзяк повернулся: — Приятной пляски, солнечный червяк.

Фритти глядел в землю, слушая удаляющиеся тяжелые шаги Растерзяка. Его занимало лишь одно: что он такого натворил, чтобы снова страдать.

В своей пещере, в обществе одного лишь бесчувственного, недвижного тела Грозы Тараканов, Шустрик мучился сном наяву. Хотя глаза его были закрыты, он чувствовал, что они видят не менее ясно чем в Верхнем Мире.

Ему казалось, что он снова стоит над Перепрыжным Бродом и под ним ревет и мечется Мява. Со своей выгодной позиции наверху скалы он различал Холм во всей его гнетущей приземистости. В боку Холма появилась дыра, и оттуда выдвинулась вереница темных фигур. Они двигались в странном танце, как бы закоченев от злобы и какой-то непостижимой целеустремленности.

Шуст услышал громкий трубный звук — словно обрело голос само солнце. Темные фигуры отступили в сторону, в смятении засуетились, потом повалились на землю и ушли в нее. Мява заклокотала громче, и из ее вод вышла огромная белая фигура, чьи очертания были изменчивы и неясны. Она пересекла долину. Там, где упали и провалились темные танцоры, в полный рост поднялись из земли деревья и цветы. Белая фигура двинулась к Холму, и от ее прикосновения каменная пирамида отворилась, раскрывшись, как большая черная роза — лепестки ее сплошь переливались багрянцем заката. В этом мерцающем свете белая фигура уменьшилась — нет, не уменьшилась, а превратилась в туман и вознеслась вверх.

Охваченный чувством покоя, воодушевленный туманным сном, Шусти некоторое время не понимал, что его встряхивают. Неохотно открыл глаза и увидел костлявую угрюмую морду и рычащую пасть Разорвяка.

— О нет, ты еще ничего. Вот этому, другому, довольно круто, — проскрипел Коготь, указывая на Грозу Тараканов. — Вставай, дай-ка я на тебя посмотрю.

Разорвяк бегло осмотрел Шустрика от носа до хвоста. Оглянулся через плечо и повернулся к малышу с кислой мордой:

— Растерзяк приказывает следить за тобой в оба глаза. Весь Холм так и гудит, потому что вошел кто-то, кого совсем не ждали. Круто сожалею об этой глупой мррязи, когда они наложат на нее когти.

С видом тупого удовольствия от возможной судьбы незваного гостя Разорвяк устроился на полу пещеры. Шуст, хоть и закрыл глаза снова, уже потерял свое ободряющее сновидение. Он смутно расслышал, как по туннелям мимо его тюрьмы прошло множество существ.

Хвосттрубой непонимающе смотрел на Лапохвата.

— Что? — чуть слышно спросил он.

— Один новичок из наших хочет с тобой поговорить. Не расспрашивай меня, — сказал Лапохват, качая головой. — Сразу за входом в туннель.

Лапохват пробрался к своему спальному месту. Фритти, потягиваясь, ощутил боль в плече и слабое голодное покалывание в брюхе. Шагая со всей осторожностью, на какую только были способны его усталые лапы, он пробрался сквозь хаос спящих, постанывающих тел. Почти прямо перед большой тюремной пещерой, прижавшись к стене возле входа в туннель, свернулся небольшой серый кот. Подходя к нему, Фритти слышал, какая суматоха происходила в верхних ярусах. Небольшой кот, казалось, дрожал.

— Мягкого мяса, — с чуть заметным дружелюбием сказал новичку Фритти. — Я Хвосттрубой. Я слышал, что ты…

Он прервал себя на полуслове, дергая усами. Даже во тьме этот новый кот выглядел очень знакомо.

— Мимолетка! — выдохнул он. Голова у него закружилась. Неужели она пробыла тут все время, работая в Холме? Да вправду ли это она?

— Тише! — раздалось шипение фелы. Все еще потрясенный, он обнюхал ее нос, бока. Мимолетка! Пока он, как во сне, принюхивался, она шлепнула его лапой по носу. Словно смущенный котенок, он встал на дыбы, дико поглядывая по сторонам. Никто из заключенных не обратил на них ни малейшего внимания. Несмотря на это, он пригнулся к Мимолетке так близко, что усы их смешались, и принялся рьяно умывать ее. С языком, полным шерсти, он тихонько спросил:

— Как ты пробралась сюда?