— Этьен, похоже, обиделся на меня за то, что я не слышал о его дуэли.
— Его популярность упала, понимаешь? Affaire de coeur[1] с протеже Жемчужницы, а потом affaire d'honneur[2] с самой Жемчужницей, а потом еще и монокль. Глупо. Вторая дуэль в рядах Диадемы за год. Жемчужница была вне себя.
— Он мне сказал, что поскользнулся.
— Может, и так. Все надеются, что случившееся излечит его от задиристости. Дуэлянство входит в привычку — к счастью, этого не скажешь о самоубийствах.
Даже хозалихи, которые и возобновили в людском обществе дуэли и самоубийства, по-разному относились к этим ритуалам, принятым в высшем свете. Есть хозалихская поговорка: «На дуэли погибнуть всякий дурак может» (подобная же поговорка существует и по поводу самоубийства). Тон Николь, хотя она и говорила на человеческом стандарте, в котором отсутствует смысловая тонкость Высокопарного Хозалихского, сумел все же передать суть хозалихского выражения, хотя она его и не произнесла.
Нюансы, нюансы. Сферам нравилось, когда они их слышали.
— Как Роман? Здоров?
Майджстраль улыбнулся:
— Роман — это Роман. Он будет рад слышать, что ты о нем спрашивала, но втайне, конечно.
Разговаривая, они поглядывали друг на друга, слушали, касались друг друга. Мысленно исследовали вероятности. Каждый искал какого-то вывода или разрешения.
— Значит, он такой же, как всегда. А как ты?
Майджстраль склонил голову набок, раздумывая над вопросом.
— Да пожалуй, неплохо.
— Ты слишком молод, чтобы скучать. Мне это больше подходит.
— А что, прозвучало так, словно я скучаю? А я хотел просто поскромничать.
— Ты нескромный человек, Дрейк. Не приписывай себе добродетелей, которых лишен.
Сказала она это весело, но не без язвительности. Она переменилась за прошедшие четыре года.
— Приходится хоть какие-то приписывать, — отшутился Майджстраль, — а иначе их у меня вовсе не останется.
Николь коснулась руки Майджстраля:
— А вот это больше похоже на того Дрейка Майджстраля, которого я помню.
Рука Николь легла на его руку — это означало, что она приняла решение. Он такое же решение принял на несколько мгновений раньше. Пожалуй, это было и невежливо, и самонадеянно с его стороны — так скоро принять такое решение.
Николь посмотрела на стоящую неподалеку компанию хозалихов:
— Эти империалисты, они что, от нас отвернулись? Стоят лицом к стене.
— Это барон Синн и его дружки. У него вечно были какие-то тайны с моим папашей. Подозреваю, что он шпион. Наверное, он вообще жалеет, что попал сюда, учитывая внимание прессы, и все такое прочее.
— Да за чем тут шпионить? Провинциальная планетка, и довольно далеко от границ, чтобы иметь хоть какое-то стратегическое значение.
— Надо же ему как-то на хлеб зарабатывать.
В оркестре, парящем под потолком с помощью антигравитационных устройств, запели фанфары. Народ начал разбиваться на парочки, выстраиваться в ряды.
— А-а-а, — понимающе протянул Майджстраль. — «Паломничество в Коричный Храм». Составишь мне компанию?
— С радостью, сэр.
«Паломничество» прежде представляло собой куда более веселую пляску и называлось «Пойдем на Ярмарку», но восемьсот лет назад, в годы правления пожилого, страдавшего артритом императора, темп танца замедлился и он получил более сдержанное название. У этой перемены оказались необычные преимущества. Из-за того, что происходила частая смена партнеров, медленный темп позволял успеть обнюхать уши, обменяться приветствиями и остротами, а если у тебя острот недоставало, ты мог смело отпускать одну и ту же каждому партнеру, не боясь наскучить. Поэтому «Коричный Храм» стал на редкость подходящим танцем для заведения знакомств.
Фанфары запели вновь, и танец начался. Майджстраль обнял свою партнершу и обнюхал ее уши.
— Навестишь меня завтра? — спросила Николь.
— С удовольствием, — ответил он.
Николь пошла по кругу около Майджстраля, держась прямо и согнув в локте руку так, словно на ней висела воображаемая корзинка.
— Можешь зайти в шестнадцать? В восемнадцать мне надо посмотреть имитатора Элвиса, и ты, если захочешь, можешь сопровождать меня.
Майджстраль сделал антраша.
— Тогда я оденусь соответственно.
— Одному Богу известно, на что это будет похоже, — вздохнула Николь. — Наверное, он даже «Отель, где разбиваются сердца» толком спеть не сумеет.
Майджстраль повернулся к мужчине справа от себя и представился. Танец продолжался.
— Не нравится мне это, Педро. Ну то, что барон Синн здесь.
Педро был молодым человеком среднего роста, довольно неуклюжим. Его партнерша была на несколько лет старше, темноволосая, коротко стриженная, насупившаяся женщина. Педро казался выше нее, но только за счет каблуков.
— Мне тоже это не нравится, мисс Йенсен, — ответил Педро. — Возможно, он намеревается вмешаться в аукцион.
— Проклятие. Нам его не одолеть, если он начнет вздувать цену. Жаль, что Тартальи тут нет. Я отправила ему донесение, но ответа нет.
— Ох. Жалко.
— Не танцевал бы ты с такими каблуками, пока не… О черт. Ладно, Педро, потом.
— Барон, на пару слов.
Синн был хозалихом — высоким, остролицым, с кожей цвета черного дерева, покрытой темным мехом. Танцевал он с женщиной-человеком — невысокой, светловолосой, с ярко-синими глазами, которые сверкали, словно алмазный песок. Дамочке было за пятьдесят, но выглядела она лет на десять моложе.
Барон прижался теплым носом к ее щеке:
— Графиня.
Ее уши навострились.
— Могут возникнуть осложнения. Я тут заметила Майджстраля.
— К его услугам все, что есть на планете, мадам. Я бы не волновался. Вряд ли наши с ним интересы совпадают.
— Может быть, проще всего поинтересоваться?
— Мне не хотелось бы выдавать наши намерения такому ненадежному человеку. Мы просто подождем и посмотрим.
Графиня раскрыла рот и высунула язык — то бишь изобразила хозалихскую улыбку.
— А все-таки я его сто лет не видела. Встретимся после танца?
— С удовольствием, графиня. Вот моя рука.
— Дрейк Майджстраль, сэр.
Взаимное обнюхивание.
— Лейтенант Наварра, сэр. Я вижу, мы оба в трауре.
С Майджстралем в паре танцевал высокий смуглокожий мужчина, лет тридцати, в военной форме и траурном плаще.
— Боюсь, не признаю вашей формы. Местные части?
Извиняющий смешок.
— Нет. Я с Помпеи. Просто мне не так давно кое-что тут перепало по наследству, вот и приехал
