и упал, крепко вцепившись в Торн. Он покатился по камням и остановился прямо среди сражавшихся. Казалось, никто не обратил на него внимания, словно древние льды Дерева Удуна превратили их кровь в сгустки парализующего мороза. Люди в оцепенении смотрели на невероятную тварь, выбирающуюся из-под снега.
Ледяной дракон.
Из образовавшейся расщелины появилась змеиная голова, длиной со взрослого мужчину: над зубастой пастью плотная белая чешуя, пристальные голубые глаза прикрыты прозрачной пленкой. Она волнообразно раскачивалась на длинной шее, словно с любопытством разглядывая крошечные существа, пробудившие ее от многолетнего сна. Потом, с ужасающей быстротой, голова чудовища метнулась вперед, блеснули страшные зубы, и один из охотников Ингена Джеггера был раскушен пополам. Дракон проглотил ноги несчастного, окровавленный торс отлетел в сторону, как ненужная грязная тряпка.
— Игьярик! Это Игьярик! — слабо вскрикнул Бинабик. Сверкающая голова цвета слоновой кости ударила еще раз, и новый охотник отчаянно закричал в последнее предсмертное мгновение. Все прочие бросились врассыпную, с лицами, опустошенными бездумным ужасом, и тогда кривые когти белых лап вцепились в край расщелины, и длинное тело дракона появилось на поверхности. Огромная спина была покрыта странным бледным мехом, пожелтевшим, как старый пергамент. Удар хвоста, длинного, как турнирная дорожка, смел в расщелину еще двух вопящих охотников.
Саймон сидел на снегу, не в силах заставить себя поверить в существование чудовищной твари, свернувшейся на краю расщелины, точно кошка на спинке кресла. Длинная голова медленно повернулась, и мрачные, немигающие голубые глаза оказались прямо напротив глаз Саймона. Спокойная вечная злоба была в них. В голове у Саймона стучало, как будто он открыл глаза глубоко под водой — глаза дракона были пустыми, как ледяные пропасти. Червь видел его, он знал его — древний, как кости гор, мудрый, жестокий и равнодушный, словно само Время.
Челюсти разжались. Серебристо-черное жало высунулось, как бы пробуя воздух. Голова приблизилась к Саймону.
— Ске'и, отродье Идохеби! — закричал кто-то. Мгновением позже Аннаи прыгнул на спину чудовища, вцепившись в густой мех, чтобы удержаться. С песней поднял он меч и ударил по чешуйчатой лапе. Саймон поднялся на ноги и снова упал, когда хвост дракона поднялся, смахивая ситхи со спины. Аннаи пролетел пятьдесят локтей и бесформенной грудой упал в снег у открытого края долины. За ним был только туман. Джирики кинулся к нему с криком ярости и отчаяния.
— Саймон! — закричал тролль. — Побеги! Мы ничего не можем делать!
От резкого голоса Бинабика туман, заполнивший сознание Саймона, начал рассеиваться. В одно мгновение он вскочил на ноги и побежал следом за Джирики. Бинабик, стоявший на другой стороне расщелины, прыгнул в сторону, когда дракон сделал выпад, и огромные челюсти клацнули впустую, со звуком, с каким захлопываются железные ворота. Тролль упал в трещину во льду и исчез.
Джирики, неподвижный, как статуя, согнулся над телом Аннаи. Спеша к нему, Саймон обернулся. Игъярик выскользнул из разрушенной ледяной крепости и теперь, извиваясь, цепляясь за лед короткими лапами, полз через маленькую долину, быстро сокращая расстояние между собой и бегущей добычей.
Саймон хотел позвать Джирики, но горло у него перехватило, так что получился только придушенный хрип. Ситхи обернулся, его янтарные глаза сияли гневом и болью. Он встал на ноги возле тела своего товарища и поднял длинный клинок из покрытого рунами волшебного дерева.
— Иди, Древняя Тварь, — вскричал Джирики. — Иди ко мне и испробуй Ивдрейу, ты, незаконное дитя Идохеби!
Саймон, пробиравшийся к принцу, слегка поморщился. Не было нужды кричать — дракон шел и так.
— Подойди сзади… — начал Джирики, когда Саймон подошел к нему, потом внезапно бросился вперед: снег под ним провалился. Джирики скользил назад, к краю долины и пустоте пропасти. В отчаянии он пытался схватиться за снег и остановился, когда ноги его уже болтались над пустотой. Аннаи лежал окровавленной грудой на расстоянии локтя от него.
— Джирики! — Саймон остановился. За его спиной раздался звук, подобный грому. Он резко повернулся и увидел надвигающегося на него Игьярика; голова чудовища раскачивалась в такт движениям его лап. Нырнув вбок, в сторону от Джирики и Аннаи, Саймон откатился на несколько локтей и вскочил на ноги. Голубые глаза-блюдца неотступно следили за ним, чудовище повернуло к юноше.
Саймон вдруг понял, что все еще несет Торн. Он поднял меч, — клинок теперь был легким, как ветка ивы, и пел в руках Саймона, словно натянутый канат на ветру. Саймон бросил взгляд через плечо; еще несколько локтей твердой поверхности — и все, дальше пустота. По ту сторону расщелины парила в облачном венце одна из отдаленных вершин — белая, тихая, спокойная.
Узирис, спаси меня, думал он. Почему дракон не издает ни звука? Несмотря на весь ужас происходящего, мысли его текли медленно и спокойно. Коснувшись рукой шарфа Мириамели у горла, он снова сжал обернутую серебром рукоять. Голова Игьярика раскачивалась прямо перед ним: пасть — черная яма, глаза — голубые огни. Мир, казалось, был создан из тишины.
Что же он крикнет перед концом?
Даже когда на него повеяло ледяным мускусным запахом дракона — запахом кислой холодной земли и мокрых камней, Саймон вспомнил слова, сказанные Джирики о смертных.
— Я здесь! — закричал он и вонзил Торн в пустой глаз червя. — Я… Саймон!
Клинок встретил сопротивление. Брызги черной крови полетели на него, обжигая, как огонь, как лед, опаляя лицо. Потом огромное бело нечто с грохотом обрушилось на него и унесло вниз, во тьму.
Глава 14. ТЕРЗАНИЯ
Оранжевая грудка малиновки, сидевшее на одной из нижних ветвей вяза, блестела, как тускнеющий янтарь. Птица медленно поворачивала головку из стороны в сторону, разглядывая заросший травой сад, и сердито чирикала, как будто была недовольна тем, что застала все в таком беспорядке.
Джошуа смотрел, как она улетала через стену сада, круто взмыв вверх над зубцами. Через секунду она превратилась в крошечное темное пятнышко на сером рассветном небе.
— Первая малиновка за долгое, долгое время. Может быть, это добрый знак в темном для нас ювене?
Принц удивленно обернулся и увидел Ярнауга, стоящего на дорожке, устремив взгляд туда, где исчезла птичка. Старик, стоя босыми ногами на холодной земле, по- видимому, не обращал внимания на холод, на нем были только штаны и тонкая рубашка.
— Доброе утро, Ярнауга, — сказал Джошуа, стягивая ворот плаща, словно ему холодно было даже смотреть на нечувствительного риммера. — Что привело тебя в сад в столь раннюю пору?
— Старому телу не нужно много сна, принц Джошуа, — улыбнулся северянин. — Я, в свою очередь, мог бы спросить вас о том же, но полагаю, что знаю ответ.
Джошуа угрюмо кивнул:
— Я не спал как следует с тех пор, как впервые вошел в подземелье моего брата. Теперь постель моя несколько удобнее, чем в тюрьме, но заботы заняли место цепей и не дают мне отдохнуть.
