Киоко рассмеялась.
— «Манерам и всякому такому», — повторила она.
— Ну, мне еще надо подучиться, конечно, — принялся оправдываться задетый за живое Грегор. — Понимаешь, по Высшему Этикету народ себя ведет совсем не так, как те, среди которых я вырос. Ну вот мне и нужно поднатаскаться в этом деле, ясно?
Киоко посмотрела ему в глаза:
— Научиться пользоваться тем, что знаешь поведение людей, и стать фальшивым аристократом — это не одно и то же.
Уши Грегора обреченно повисли.
— Правила не я придумывал. Это их игры. Я должен играть по их правилам, а иначе и играть нечего.
— А я так не думаю. Ты должен пользоваться самим собой — таким, какой ты есть на самом деле.
— Ну, это само собой, я…
Киоко прервала Грегора, подняв руку:
— Сколько лет ты у Майджстраля?
— Четыре года.
— Ясно. Четыре года на то, чтобы освоить Высший Этикет. Да тут люди над этим всю жизнь бьются.
Грегор буркнул:
— Я способный. Научусь.
Киоко склонила голову набок:
— Не сомневаюсь — научишься. Но моя точка зрения такова: полного успеха все равно не добьешься. Те, кто собрался на станции Сильверсайд, — у них и образование, и воспитание, и годы пребывания в определенных кругах. Они любого притворщика вычислят как нечего делать — по одежде, по манерам, по речи, да хоть по ушам.
Грегор развел руками:
— Ну и что же мне тогда делать-то? Смириться и работать прислужником до конца жизни?
— Нет, конечно. — Киоко холодно посмотрела на него. — Вот посмотри на меня. Вот она я — вращаюсь себе в высшем свете, а веду себя так, как хочу. А выросла я на фронтире, откуда до ближайшего дома, где живет благородное семейство, побольше пятидесяти световых лет.
— Ты репортерша. Это совсем другое дело.
— То есть?
— Ты… тебе только и надо, что представлять кого-нибудь зрителям. А кого — не важно.
— Дело в доступе, Грегор, — возразила Киоко. — Стоит затесаться в эту толпу, и уже можешь делать все что хочешь: задавать каверзные вопросы, выбалтывать чужие тайны, красть. А вся хитрость в том, чтобы попасть в это общество.
— Ну и как же ты сюда попала, если на то пошло?
— Я взяла первое интервью у Саксонской Вуали — первое за двадцать лет. И первое после скандала.
— А как тебе это удалось?
Киоко хитро улыбнулась:
— Я тогда совсем зеленая была, ну и притворилась простушкой. Она хотела выставить все случившееся по-своему и думала, что сможет для этого воспользоваться мной. Решила, что я буду мандражировать, что побоюсь задавать острые вопросы, а еще думала, что у меня опыта маловато и я не стану копаться в отчетах о том, что на самом деле произошло столько лет назад. Такого наплела… только я ее под орех разделала.
— Вроде бы я что-то такое слыхал. Но записи интервью не видел. И вообще слыхом не слыхивал ни про какую там Саксонскую… как ее там.
— Один критик назвал это интервью «преднамеренным уничтожением». Мне понравилось. — Киоко нахмурилась и пригубила напиток. — Она хотела использовать меня, а вышло наоборот. Теперь я — знаменитость, а она по-прежнему за решеткой. А я всего-то и сделала, что знала свое дело, понимала запросы зрителей и осталась сама собой. — Репортерша встала и надвинула на глаз линзу. — Нужно поговорить с Жемчужницей, пока она не ушла. Если Перл думает, что может вот так передо мной носиться и спокойно уйти после того, как пыталась сломать ногу герцогине, то она сильно ошибается. Надеюсь, еще увидимся.
— С превеликим, — ухмыльнулся Грегор.
— Пока.
Грегор, полный смятения, проводил глазами Киоко. Ее вышколенные информационные сферы устремились к Жемчужнице, словно эскадра кораблей, готовых открыть огонь по противнику.
Маркиз Котани торопливо направлялся к выходу с галереи, но Майджстралю удалось перехватить его. Котани не то чтобы в прямом смысле удирал — он просто давал Судьбе шанс встать, между ним и долгами. Наталкиваясь на тех, кому проиграл, Котани расплачивался, от души поздравлял их с выигрышем и еще более поспешно шагал к выходу. Дрейк уже получил половину квиллера от Фу Джорджа, который подписал вексель нарочито небрежно, не прерывая беседы с маркизой Котани и Ванессой-Беглянкой, а потом подал Майджстралю при рукопожатии один палец. Улыбаясь, Дрейк убрал выигрыш в карман и зашагал туда, где поклонники сгрудились вокруг Роберты.
— Грандиозные гонки, — восхищался мистер Дольфусс. — Впервые такие видел.
— Благодарю вас, сэр, — проговорила Роберта, сняла шлем и тряхнула волосами.
— Вот только что там такое Жрецы под конец распевали, не понял? — спросил Дольфусс. Его хорошо поставленный актерский голос великолепно звучал в замкнутом пространстве. Стоявшие рядом с ним невольно умолкали — отчасти потому, что не могли его перекричать, а отчасти потому, что впадали в замешательство.
— Они благодарили Добродетели и императора за то, что гонки прошли удачно, — объяснила Роберта. Голос ее прозвучал тише, чем всегда: вероятно, она хотела подать пример Дольфуссу.
— А император-то тут при чем? — изумился Дольфусс. — У нас ведь уже и нету никакого императора! Чушь какая-то. Бессмыслица.
— Надеюсь, сэр, вы простите меня за то, что я вас прервал, — встрял Майджстраль, — но дело в том, что от религии никто никогда особого смысла не требовал.
— Нет уж, извините, смысл обязательно должен быть! — рявкнул Дольфусс. — Зачем тогда кому-то сдалась религия, если она ничего не объясняет?
Но Майджстраль уже повернулся к Роберте и подал ей два пальца.
— Поздравляю, ваша милость, — проговорил он. — Вам грозила неудача, но вы справились блестяще.
Глаза Дрейка светились потаенным огнем — глаза Роберты ответили ему взаимностью.
— Я была настороже, сэр. Наверное, сработала интуиция.
— Тогда все понятно. Прекрасно, что и моя интуиция подсказала мне верный выбор.
— Очень рада, что помогла вам выиграть.
А Дольфусс тем временем кого-то заприметил, глядя поверх голов поклонников герцогини. Оглушительно бормоча извинения, которых никто не слушал, он стал проталкиваться к Жемчужнице. Майджстраль, довольный маленьким представлением, которое устроил его соратник, проводил того с улыбкой. Смысл этой улыбки остался не понятным никому из стоявших рядом.
— Надеюсь, вы извините меня, — сказала Роберта. — Мне нужно готовиться к балу.
— Ваша милость.
Майджстраль обнюхал ее уши и проводил взглядом. Он слышал, как Дольфусс во всю глотку высказывает Жемчужнице свое сочувствие по поводу ее чудовищного невезения. Дрейк вспомнил, что делал ставку на тотализаторе, и пошел к лестнице, ведущей к будке букмекера. Поднимаясь, он встретился с Камисс, которой пришлось буквально отпрыгнуть в сторону, чтобы дать ему дорогу. Майджстраль поклонился и быстро прошел мимо, задев локтем ее пистолет. Уши Камисс от отчаяния прижались к голове. Она устало развернулась и поплелась вверх по ступеням следом за Дрейком.
