Река голубого пламени

вибрирующий от волнения:

— Тот, который Иной, идет сюда! — крикнули они, полные страха, который одновременно был и безнадежной радостью.

Затем температура в огромной пещере упала и появилось оно — точнее, оно оказалось повсюду. Вся окружающая меня информация на миг окаменела. Я ощутила приближающееся страшное нечто — то самое жуткое существо, которое едва не лишило меня жизни, когда мы вошли в Сеть. Я ничего не смогла с собой поделать — животный ужас заставил всю мою нервную систему содрогнуться. У меня лишь хватило здравого смысла схватить Флоримель и завопить: «Бежим! Бежим!».

И я бросилась вперед. Флоримель вцепилась в меня — для нее вокруг царил полный мрак. Когда она воззвала о помощи, остальные, в свою очередь, ухватились за нее, а я все мчалась вперед, пытаясь вырваться. Стыдно признаться, но я совсем не думала о спутниках, когда они ударялись о препятствия и зарабатывали ссадины и синяки, пытаясь сохранить контакт со мной — мой страх перед Иным оказался слишком силен. Тогда я ради спасения пожертвовала бы хоть родителями, хоть друзьями. Полагаю, будь у меня ребенок, я пожертвовала бы и им.

Я чувствовала, как оно заполняет пространство позади нас подобно сверхновой изо льда, подобно огромной тени, под которой ничто не может расти. Щупальца его пытливых мыслей протянулись ко мне, и теперь я знала, что, если бы оно действительно захотело меня поймать, то физическое бегство от него не спасло бы. Но в тот момент у меня в голове не было других мыслей, кроме вопящей потребности спасаться бегством.

Остальные каким-то образом ухитрялись следовать за мной, хотя и страдали при этом. Мы убегали, как раненые летучие мыши — хватаясь друг за друга, за камни пещеры, сталкиваясь и кувыркаясь во мраке, лишь бы избавиться от нарастающего позади холода. Мы оказались в ловушке бесконечных ветвящихся туннелей пещеры Потерявшихся, и сами при этом потерялись — во всех смыслах.

Потом мы вырвались на новое открытое пространство, еще одну огромную пустоту во мраке. Я завертелась на месте, размахивая руками и поддавшись рефлекторной панике. Какофония голосов и смертоносный ужас Иного немного ослабели, но мы так и остались заблудившимися в катакомбах. Информация пещеры вращалась вокруг меня — бессмысленная до тех пор, пока я ее не интерпретировала, и мне потребовалось все самообладание, какое я смогла собрать, чтобы замедлить мечущиеся мысли и задуматься о том, где мы находимся и что нам делать дальше.

Остальные зависли возле меня, цепляясь друг за друга наподобие утопающих. Я заставила их замолчать, крикнув что-то, и попробовала сосредоточиться. Структурированная иерархия окружающей информации не желала усваиваться моим перепуганным сознанием — все вокруг было туннелями и отверстиями, и каждое из них словно переходило одно и другое, образуя корчащуюся переплетенную головоломку из пустоты, не имеющую выхода. Я стиснула голову, пытаясь отключить грохочущие в ней воспоминания, глухое эхо голосов Потерявшихся, но общая картина все равно оставалась размытой. Где сейчас мой разум? И что со мной происходит?

И все это время, мерная в глубине моего сознания, в крошечном пространстве, каким-то образом пережившем даже ужас Иного, теплилось шокирующее осознание того, что один из нас, бывший хорошим спутником, почти другом, оказался предателем. Словно мало нам было безымянного ужаса — теперь в катакомбах затаился и наш бывший союзник, ныне ставший смертельно опасным. Или он был таким все время, и только притворялся? Может, кто-то направил Уильяма шпионить за нами? Братство? Неужели все, что мы узнавали, обсуждали и планировали, сообщалось им, пока мы брели сквозь эту новую вселенную?

Мы и прежде подозревали, что дела наши отнюдь не блестящи. Как выяснилось, то был чрезмерный оптимизм.

Мои мысли внезапно дернулись, словно по ним кто-то ударил. Где- то, на самой окраине моей внутренней темноты, я ощутила нечто новое. Я и сейчас не в силах объяснить, как воспринимаю окружающее изменившимися органами чувств, но я заметила искажение в информационных структурах, крошечный дефект самого пространства — слабое место, как будто кто-то скреб границу реальности с другой стороны, пока эта граница не стала почти прозрачной. Не что это означает? Все здесь было таким новым, все еще настолько новым, что сознание едва справлялось с интерпретацией. Что-то изменилось, и это все, что я могла сказать — некто проковыривал дырочку в наше пространство.

К тому времени ко мне более или менее вернулась ясность мыслей, и я задумалась — уж не обнаружила ли я одно из мест, где возникают проходы? Времени на размышления почти не осталось — на нас охотилось нечто огромное и более чужое, чем можно вообразить. Однажды оно уже коснулось меня. И сомневаюсь, что мне удастся выжить после второго прикосновения.

Пока мои спутники пытались отдышаться, с трудом переводя дух из-за изнеможения и страха, я постаралась сосредоточиться на дефекте в структуре окружающей нас виртуальной вселенной, но как бы я ни пыталась исследовать его, тыкать в него и пытаться им манипулировать, это загадочное что-то не менялось. Я проникла в эту темноту настолько глубоко, что у меня начала пульсировать голова, но там не нашлось ничего — ни складочки, ни трещинки, достаточно глубокой, чтобы зацепиться мыслью и хоть что-то понять. Все это очень напоминало попытку вскрыть банковское хранилище голыми руками.

Мне начало казаться, что боль в голове вот-вот завершится инсультом, и я уже была готова сдаться, и тут я что-то увидела — на кратчайшее мгновение, словно кто-то на миллисекунду спроецировал изображение прямо на мой зрительный нерв. И я увидела его — увидела! Образ оказался довольно странным — искаженный и не совсем человеческий силуэт на фоне серого ничто, — но даже в ту долю секунды он был для меня более четким, чем те видения, которые запомнились после снов. Я уже десятилетиями ничего не видела подобным образом, и даже на миг поверила, что у меня действительно случился инсульт, и это лишь иллюзия — что из-за перенапряжения у меня в голове лопнул кровеносный сосуд, — но я все равно ухватилась за картинку. И тогда я услышала голос, тишайший шепот, словно какой-то акустический эффект донес его через несколько миль ясной ночью. То был голос Рени — голос Рени! — и он произнес:

— …нашли их? А они могут?..

— Рени?! — крикнула я, ошеломленная.

Остальные наверняка подумали, что я схожу с ума. Кто-то из них снова дернул меня за руку.

— Мартина, там кто-то есть! — запричитала Кван Ли. — Наверное, это Уильям… и он пришел нас убить!

Я стряхнула ее, отчаянно желая сохранить контакт с Рени. Передо мной все еще виднелся подергивающийся силуэт, но невероятно «разреженный», исчезающий по краям в фрактальную размытость, и чем больше я на нем концентрировалась, тем более размытым он становился, Зловещее серое небо позади движущегося силуэта было единственным источником света, проникающего в мою внутреннюю темноту, и я потянулась к нему, просачиваясь сквозь отверстие в информации, пытаясь дотянуться до того, что находилось по сторону границы.

— Рени! — взывала я. — !Ксаббу, если вы меня слышите то отзовитесь. Это Мартина. Нам нужна ваша помощь Вы слышите меня?

Серое небо разрасталось, становясь ярче, пока его бледный свет не сделал пустоту за моими глазами столь же яркой как блеск фотовспышки. Я слышала, как мои спутники что-то тревожно кричат, но не могла к ним прислушиваться Кто-то закричал, что Уильям приближается, и предупреждение переросло в вопль, но меня уже полностью захватила попытка проникнуть сквозь этот невозможный прокол в информации эту единственную черную точку на бесконечной белизне Мне казалось, что голова вот-вот взорвется из-за стремления сделать мысли настолько тонкими, чтобы они проникли сквозь прокол, соединив половинки вселенной ментальной ниточкой — тонкой, как паутинка, и хрупкой, как само воображение.