сказал:
— Изорн… Мне так жаль…
Изгримиур отвернулся, глаза его покраснели, и он стал смотреть через туманный берег на Кинслаг. Прошло много времени, прежде чем он заговорил:
— Я не знаю, как скажу моей Гутрун. Ее сердце будет разбито.
Молчание затягивалось. Тиамак ждал, не зная, следует ли ему сказать что-нибудь еще. Он знал Изгримнура гораздо лучше, чем его высокого сына, с которым говорил только однажды, в шатре Ликимейи.
— Не он один погиб, — сказал наконец Изгримнур и потер переносицу. — И осталось немало живых, о которых надо позаботиться. — Герцог поднял ветку и бросил ее в огонь, потом яростно моргнул. Слезы блеснули в его глазах. Молчание снова затянулось, становясь почти пугающим. Потом Изгримнур нарушил его: — Ах, Тиамак, почему не я? У него вся жизнь была впереди. А я старик. Моя жизнь прожита.
Вранн покачал головой. Он знал, что на этот вопрос не было ответа. Никто не может проникнуть в помыслы Тех, Кто Наблюдают И Творят. Никто.
Герцог провел рукавом по глазам, потом откашлялся.
— Хватит. Время оплакивать у нас еще будет. — Он снова повернулся к Тиамаку, и вранн понял, что Изгримнур прав. Герцог действительно был старым человеком, давно миновавшим дни своего расцвета. Только его огромная жизненная сила могла скрыть это, а теперь, когда опора была выбита у него из-под ног, он сразу сдал. Тиамак был в ярости, что такой хороший человек должен так страдать.
Но страдали все, сказал он себе. Теперь время собраться с силами, чтобы пытаться понять то, что произошло, и решить, что делать дальше.
— Расскажи мне, что случилось, Тиамак. — Герцог заставил себя сесть прямо, пытаясь вернуть самообладание, в котором он явственно нуждался. — Расскажи мне, что ты видел.
— Мало что я могу рассказать, чего вы… — начал вранн.
— Просто рассказывай. — Изгримнур нашел более удобное положение для своей сломанной руки. — У нас есть немного времени до прихода Стренгъярда, но с ним, я думаю, ты уже поговорил.
Тиамак кивнул:
— Когда накладывал целебную мазь на его раны. Всем есть что рассказать, но не так-то уж это приятно слушать. — Он немного собрался с мыслями, потом начал: — Я шел вместе с ситхи, как казалось, очень долго, а потом мы нашли Джошуа…
— Значит, ты думаешь, что Джошуа был уже мертв? — Спокойствие глубокого голоса герцога не могло скрыть его горестной нервозности. Его здоровая рука непрестанно подергивала бороду, которая казалась поредевшей и всклокоченной, как будто за последние дни ее дергали слишком часто.
Тиамак грустно кивнул:
— Король очень сильно ударил его мечом по шее. Я слышал ужасный сухой треск, когда он ударил, и потом кровь… — Маленький человек содрогнулся. — Он не мог выжить.
Изгримнур на мгновение задумался.
— Ах, что ж. — Он покачал головой. — Надо благодарить Узириса Эйдона за то, что Джошуа по крайней мере не страдал. Несчастный человек, я так любил его. Несчастный конец. — Он поднял глаза, услышав далекий крик, и снова повернулся к вранну: — И ты тоже был оглушен и лежал без сознания.
— Я ничего не помню после того, как снова услышал колокол. Очнувшись, я все еще был в том месте, где висели колокола, но сперва его не узнал. Все, что я увидел, — это вихрь огня и дыма и странные тени.
Я попытался встать, но голова кружилась, и я был слишком слаб. Кто-то схватил меня за руку и тащил, пока я не смог подняться. Сперва я думал, что сошел с ума, потому что передо мной никого не было. Потом посмотрел вниз и увидел, что это Бинабик помог мне. «Торопись, — сказал он мне. — Это место разваливается на части».
Потом он снова потащил меня, а я был как в тумане и плохо понимал его. Повсюду был дым, пол качался под ногами и скрежетал. Пока я стоял и качался, появился еще один человек. Это была Мириамель, и она с огромным трудом волокла по полу чье-то тело. Сквозь пыль и золу я разглядел, что это был юноша Саймон.
«Я убила его», — повторяла Мириамель. Она плакала. Я не понимал, почему она решила, что убила Саймона, когда ясно видел, что его пальцы шевелятся и он дышит. Бинабик ей помог, и они потащили Саймона к лестнице. Я пошел за ними. Потом башня опять содрогнулась, большой камень упал и разлетелся на куски на том самом месте, где я только что стоял. — Тиамак протянул руку и показал на замотанную вокруг его ноги тряпку: — Один осколок меня порезал, правда не сильно. — Он выпрямился. — Мириамель хотела вернуться за Джошуа, но пол качался очень сильно, и все время рушились новые куски потолка и стен. Бинабик считал, что надо бежать, и они начали спорить. Я тем временем начал приходить в себя. Я сказал им, что король сломал Джошуа шею и что я видел, как это произошло. Мириамель было трудно понять — она казалась полусонной, хоть и плакала, — но она начала говорить что-то насчет Камариса. Тут один из колоколов оторвался и прошиб пол. Мы слышали, как он зазвенел, когда стукнулся обо что-то внизу. Всюду был дым. Я кашлял, и глаза у меня были такие же мокрые, как у Мириамели. В тот момент это меня не очень пугало, но я был уверен, что все мы сгорим или будем раздавлены и я так и не узнаю, что произошло и в чем причина.
Бинабик схватил Мириамель за руку, показывая на потолок и крича, что времени нет. Она слабо сопротивлялась, но мысли ее были, похоже, заняты чем-то другим. Тогда мы трое подняли Саймона, он был совершенно обмякший, и его было очень трудно нести. Мы поспешили к лестнице.
Внизу, за первым поворотом, дыма было меньше. Огонь, по-видимому, был только в колокольне, хотя я и слышал, как Бинабик сказал, что вся башня только что была объята пламенем. Хотя дышать стало немного легче, я по-прежнему был уверен, что мы не доберемся до земли: башня шаталась, как дерево на сильном ветру. Я слышал, что в давно прошедшие дни один или два самых южных острова залива Ферракоса исчезли, потому что земля сотрясалась так сильно, что море поглотило их. Если это правда, их последние мгновения должны был быть похожи на то, что мы пережили в башне. Мы едва держались на ногах, спускаясь по лестнице. Несколько раз меня швырнуло на стену, так что бедному Саймону еще повезло, что его уронили всего два раза. Камни разлетались на куски, повсюду была пыль, и она не давала дышать, так же как и дым.
Тиамак замолчал и прижал ладони к вискам. Сердце его болело. Воспоминание об отчаянном спуске по лестнице заставило его болеть почти так же сильно, как оно болело тогда.
— Мы спустились еще немного дальше — это было очень трудно, и ступеньки ломались прямо под ногами, — и потом прямо перед нами в облаке пыли возник кто-то. Он был измазан пеплом, сажей и кровью, и он смотрел на нас. Сперва я подумал, что это какой-то ужасный демон Прейратса, но Мириамель закричала: «Кадрах!» Тогда я узнал его. Я, конечно, был потрясен. Я не представлял себе, откуда он мог взяться. Я едва мог расслышать его сквозь грохот башни, но он сказал: «Я ждал вас», не обращаясь ни к кому, и повел нас вниз по лестнице. Я был рассержен и испуган и не мог не удивиться, что он не помогает нам нести Саймона, — а это была ужасная ноша для юной женщины, тролля и такого маленького человека, как я. Саймон к тому же начал шевелиться. Он что-то бормотал и слабо сопротивлялся. От этого нести его стало еще труднее.
Потом было некоторое время, которого я почти не помню. Мы шли так быстро, как только могли, но у нас почти не было надежды успеть спуститься до тех пор, пока башня не рухнет окончательно. Когда мы проходили мимо одного из окон, я увидел, что шпиль Башни накренился, точно она согнулась пополам. В такие моменты, я полагаю, иногда замечаешь странные вещи; и я увидел, что бронзовый ангел на шпиле распростер руки, будто собирается улететь. Потом шпиль задрожал, отломился и упал.
В стенах уже появились трещины, да такие большие, что в них можно было просунуть руку. Сквозь некоторые я видел серое небо.
Потом башня задрожала так сильно, что мы повалились на ступеньки. Она продолжала трястись; почти невозможно было подняться на ноги, но нам в конце концов это удалось. Когда мы прошли еще несколько шагов, за очередным поворотом лестницы оказалась пустота. Часть стены выпала: я видел, что обломки лежат на снегу. Кусок лестницы упал вместе со стеной, так что перед нами была пропасть не менее сотни локтей глубиной. — Тиамак некоторое время помолчал. — То, что случилось потом, очень
