системы записи — нуля и единицы. Да, таким образом может быть записано любое число, любое слово и любая возможная мысль — но это всего лишь примитивная и неуклюжая машина, порождение столь же примитивного разума. И не важно, что она использует тот же принцип, что и десять биллионов ячеек человеческого мозга — который, кстати, тоже действует по электромагнитному принципу.
— Но ведь родомагнитные машины не используют двоичную систему?
— В этом-то и заключается вся разница. Каждое их реле похоже на электромагнитную ячейку или нейрон человеческого мозга только в первом приближении. Но в родомагнитной схеме, в отличие от ее электромагнитного аналога, действует множество разнообразных полей. Особую роль среди них играют узконаправленные сканирующие поля, которые обеспечивают резонансную обратную связь и поддерживают всю систему в равновесии. Видите разницу? Базовая ячейка электронной машины знает только ноль и единицу. Можно собрать триллион таких ячеек и записать в их памяти пятьсот миллиардов нолей и столько же единиц. Но родомагнитные реле не просто гораздо компактнее — они обладают большим быстродействием и не ограничены нолем и единицей. Одна-единственная ячейка этой системы, микроскопический аналог бинарного переключателя, способна оперировать почти неограниченным количеством всевозможных комбинаций, узловых пунктов и модулей резонанса и может запомнить непостижимое количество информации. Простота, надежность и поразительная скорость работы открывают перед родомагнитными устройствами поистине безграничные горизонты.
— Слава Богу! Вы — как раз тот эксперт, которого нам не хватало! — прогремел Уайт.
Форестер отрицательно покачал головой.
— Увы, я не эксперт. Я просто пытаюсь объяснить вам, как мало я знаю и насколько обширна область науки, именуемая родомагнитной кибернетикой. Процесс мышления гораздо сложнее, чем процесс запоминания. Должны иметься в наличии комплексы «переключателей», отвечающие за принятие решений, действие и анализ последствий. Даже в приборе, который должен был довести мою ракету до Крыла IV, и то скрывался целый комплекс механизмов. А теперь представьте себе, какое количество таких механизмов необходимо, чтобы управлять несколькими биллионами гуманоидов на многих тысячах планет!
— И все же вы должны добраться до этого проклятого реле и изменить его настройки! Мы же не собираемся перестраивать его полностью, мы просто внесем небольшие коррективы в его работу. Так что за дело! — воскликнул Уайт.
Доктор удивленно моргал, глядя на рыжебородого гиганта.
— Но как вы себе это представляете? Ваш Уоррен Мэнсфилд жил и работал в мире, который находится в двух сотнях световых лет от нашего и в нескольких тысячах лет независимой эволюции. Он говорил на другом языке. Наверняка он использовал иные приборы и системы мер, обсчитывал задачи с помощью совсем иной математики. Простейшее реле его системы может выглядеть для меня абсолютно непознаваемым устройством — даже если гуманоиды еще не перестроили его по своему вкусу, так, что и сам Мэнсфилд не узнал бы!
Марк Уайт снова нахмурился.
— Я понимаю, что нам придется нелегко. Но мы поможем вам. Я хорошо знаю язык Мэнсфилда — и, кроме того, старик много лет пытался вбить мне в голову понимание принципов его работы. Оверстрит уже давно наблюдает, каким образом оно работает, а Грейстон пытается прочесть его мысли — хотя и безуспешно Что касается Джейн, то она видела это реле своими глазами.
Форестер неуверенно кивнул, глядя на тающие кристаллики льда и стекающую с самородков палладия воду. Несомненно, Уайт и его помощники обладали потрясающими возможностями. Но гуманоиды обладали не меньшими.
— Я посылал ее в лабораторию Мэнсфилда, где он создал первые секции реле для управления только что собранными вручную гуманоидами. Лаборатория не тронута — вероятно, старик заложил в них какую-то специальную программу, не позволяющую гуманоидам приближаться к месту его работы. Сейф в офисе набит различными заметками, чертежами и пробными моделями. Джейн принесла оттуда все, что вам понадобится, — продолжил Уайт.
— Дайте-ка мне на них взглянуть.
Форестер нетерпеливо ждал, пока Уайт достанет из несгораемого шкафа пачку пожелтевших от времени блокнотов и синек и разложит все это на столе. Потом гигант стал извлекать из сейфа многочисленные металлические и пластиковые детали, из которых Мэнсфилд планировал собирать своих первых гуманоидов. Но, открыв первую попавшуюся записную книжку, Форестер помрачнел от разочарования — бумага была испещрена незнакомыми иероглифами.
Уайт мягко произнес:
— Всё не так уж плохо, как кажется на первый взгляд. Я много лет работал с Мэнсфилдом — не забывайте об этом. Я могу перевести вам каждый символ, хотя большая часть математических расчетов мне совершенно непонятна. Все приборы, которые использовал Мэнсфилд, у нас есть. Мы похитили их со складов конфискованных гуманоидами машин — по их мнению, слишком опасных для человека!
Ироническая усмешка промелькнула на его лице, затем Уайт мрачно продолжил:
— Мы должны построить новые секции реле в достаточном количестве, чтобы сохранить в памяти изменения, внесенные нами в Основную Директиву. Когда они будут готовы, вы и Джейн отправитесь на Крыло IV. Все, что вам нужно будет сделать, это отключить старые секции Мэнсфилда и поставить на их место наши.
— И все? — Форестер перелистывал негнущимися пальцами страницы покрытых пылью тетрадей, потом принялся рассматривать лежащие на скамейке детали. — Разве сам Мэнсфилд не пытался подобным образом изменить собственные реле? И разве гуманоиды не остановили его? — хрипло спросил доктор.
Уайт мягко запротестовал:
— Мэнсфилд не использовал психофизику. И я уверен, что он не вложил в гуманоидов сверхъестественных способностей, раз они до сих пор не могут справиться с нами. Им не удалось обнаружить Джейн, когда она пробралась в лабораторию Мэнсфилда Думаю, у вас будет достаточно времени, чтобы заменить реле, прежде чем они найдут вас.
— О, они достаточно легки на подъем! — заметил Форестер.
— Но слепы. Слепы в буквальном смысле этого слова. В любом другом месте их родомагнитные органы чувств гораздо тоньше человеческого слуха и зрения, но внутри реле фон интерферированного родомагнитного поля заглушает менее сильные поля отдельных гуманоидов. Так говорил Мэнсфилд. Вы успеете сделать все, что нужно, до того, как они поймут, в чем дело.
Рассматривая в мощную лупу одну из деталей, Форестер осторожно пошевелил пинцетом крошечный винтик. Пальцы все еще плохо слушались его, и доктор отложил пинцет в сторону.
— Это подобно операции на человеческом мозге. Реле тоже не имеет эффективных рецепторов внутри себя, и я уверен, что вы сможете совершить хирургическое вмешательство, не побеспокоив пациента. Но боюсь, что у нас осталось слишком мало времени. Оверстрит заметил, что гуманоиды строят на Крыле IV нечто новое.
Доктор резко поднял голову.
— Что? Что они строят?
Уайт устало сгорбился под своим серебристым плащом.
— Догадки пугают меня. Мы не знаем наверняка, но Оверстрит говорит, что эта штука будет такой же огромной, как само реле. Он видел сооружение, уходящее под землю на много этажей и напичканное конверторами. Это устройство должно поставлять энергию для каких-то приборов, похожих на трансформаторы, но сделанных из платины. А над землей гуманоиды сооружают нечто вроде купола из нового вида синтетического материала, что бы что-то укрыть.
— Что-то укрыть? Но что именно?
— Возможно, второе реле. К сожалению, Оверстрит не может видеть сквозь купол, но он заметил, как гуманоиды сооружают новые реле и переносят их в это укрытие.
— Возможно, машины просто расширяют центральный комплекс?
— Они расширяют его постоянно, с самого начала добавляя к нему новые секции. Здесь кроется что-то иное. Во-первых, переносимые под купол реле сделаны преимущественно из сплавов платины и осмия, а не из палладия. Так что я просто теряюсь в догадках.
— А Джейн не может разузнать, в чем дело?
