глубокий сон, и лишь одна мысль брезжила на дне ее сознания: Ралф здесь, рядом.
Человек, которого она так сильно любит.
Линда не поняла, что ее разбудило. После недолгого, но крепкого спокойного сна она с трудом разлепила ресницы, голова кружилась. Ралф еще спал, по-прежнему обнимая ее и согревая своим теплом.
Сначала охватившая ее слабость была столь сильной, что не хотелось двигаться, но затем нахлынуло чувство отвращения к самой себе, впрыснув в кровь изрядную порцию адреналина. Как я могла допустить? Как посмела быть такой слабовольной, такой преступно слабовольной? Дни и ночи сердечной боли, горечь ссор — зачем все это? Я снова отброшена на старые позиции, туда, где была три месяца назад. Неужели придется еще раз разбивать Ралфу сердце? Ведь теперь все будет в сто раз хуже и больнее. Я сбежала, это не сработало. Я пыталась восстановить мужа против себя, и вот к чему это привело. Ну что же делать?!
— Линда, родная моя… — Ралф потянулся и открыл глаза, его лицо было по-детски незащищенным, и он опять желал ее. — Все будет хорошо, моя радость.
Господи, сумею ли я убедить Ралфа, что наша близость этой ночью — роковая ошибка?
9
— Ралф, мне нужно идти.
— В этом нет нужды. — В его голосе слышались теплота и нега. — У нас впереди вся ночь.
— Нет!
Линда уже лихорадочно натягивала на себя одежду. Ралф приподнялся, опершись на локоть, лицо его помрачнело.
— Не надо, ради всего святого, дорогая, не принимайся за старое.
— Ты не понимаешь! — выкрикнула Линда, с треском застегивая «молнию».
Ралф преградил ей путь с таким разгневанным лицом, что у Линды душа в пятки ушла.
— Я хочу понять. — Он говорил сейчас точно таким тоном, каким разговаривал в ресторане с Быком. — Поверь, это в моих силах. Хватит с меня отговорок, недомолвок и двусмысленностей. Ты немедленно расскажешь мне всю правду, но именно правду.
— Не смей принуждать меня! — Линда слышала истерические нотки в собственном голосе, но ничего не могла с собой поделать. Нервы окончательно сдали.
— Я могу тебя заставить, и ты прекрасно это знаешь. — Тон Ралфа становился все более угрожающим. — Почему ты ушла от меня? И хватит нести вздор об ошибочности нашего брака. Никакой ошибки не было. Ведь не было?!
Он надвигался на нее — огромный и страшный в своем гневе, а она пятилась, глядя на мужа расширенными от страха глазами.
— Я готов торчать в этом Богом забытом месте недели, месяцы, пока не получу ответа. А этот Майкл! — Ралф презрительно махнул рукой. — Тебе же нет до него дела. Ты не могла бы сегодня так самозабвенно отдаваться мне, если бы хоть сколько-нибудь думала о нем. Я знаю тебя, дорогая. Я знаю тебя. А теперь попробуй сказать, что не любишь меня, что хочешь вычеркнуть меня из своей жизни!
Это было слишком. Линда метнулась к двери, распахнула ее и выскочила в темноту ночи. Бежать, больше ей ничего не оставалось.
Ралф в три прыжка нагнал ее, развернул с такой силой, что у нее, будто у куклы, откинулась голова, и встряхнул.
— Нет, ты мне скажешь правду! Сейчас же! Я люблю тебя, я имею право знать! И ты моя жена, черт возьми. Ты что, забыла все, о чем мы мечтали? Дети. Загородный дом, утопающий в зелени и цветах. Вместе состариться…
— Я никогда не состарюсь!!! — Плотину прорвало, и Линда завопила, поскольку больше не могла сдерживать эмоции, которые держала в узде целых три месяца. — Никогда, слышишь?! Пройдет всего несколько лет, и мое тело начнет усыхать и скрючиваться! Сначала костыли, потом инвалидная коляска…
— Линда!
— Нет уж, теперь слушай! Ты же сам хотел знать правду! Вот ты и получил то, что хотел! Я тебе еще скажу…
Увесистая пощечина пресекла ее истерические вопли. Когда Линда опомнилась, Ралф уже нес ее на руках в коттедж.
Она не сопротивлялась, чувствуя себя обессиленной и опустошенной. Ад при жизни. Вот что она уготовила любимому мужчине. Если то, что Ралф сейчас узнал, покажется ему слишком тяжким грузом и он ее оставит, то все равно до конца дней будет казнить себя за малодушие. Если останется с ней… У Линды в голове все помутилось. Что я наделала? Как могла рассказать мужу все, если люблю его, и люблю сильно?
— Успокойся, детка, успокойся. — Ралф заботливо усадил ее на стул и теперь нежно целовал заплаканное лицо, и в поцелуях этих не было и следа недавней страсти. — Все будет хорошо, обещаю тебе.
— Не будет. — Линда глубоко вздохнула и посмотрела ему прямо в лицо, в его темные мягкие глаза, светившиеся такой любовью, что у нее зашлось сердце. — Не будет больше ничего хорошего.
Она хотела встать, но Ралф снова усадил ее напротив себя, да так близко, что Линда слышала бешеное биение его сердца.
— Тогда мы вместе встретим беду, любовь моя.
— Ралф, у меня наследственное заболевание, которое медленно убьет меня всего за несколько лет. — Линда словно впала в транс, все ее тело словно одеревенело. Когда же она перевела взгляд на белое как мел лицо и потрясенные глаза мужа, оцепенение исчезло. — Я буду никакой. Сначала не смогу ходить, затем атрофируются другие мышцы и в конце концов… — Она запнулась, затем заставила себя продолжить: — В конце концов я буду прикована к инвалидной коляске, а затем умру.
— Перестань. Не говори так.
— Но это правда. Ты же хотел узнать ее. И все-таки не следовало рассказывать все.
Он никогда не сможет смириться. Да и не его это проблема. Мы знакомы всего год, каких-то двенадцать месяцев. Несправедливо ожидать, что Ралф пожертвует ради больной жены годами своей жизни, имея возможность быть свободным и счастливым.
— Почему ты сразу не рассказала мне правду? Чем я заслужил недоверие, Линда? — Казалось, слова шли из самой глубины его души.
— Я люблю тебя, дорогой.
— И это ответ? — Он, казалось, не верил собственным ушам. — Ты любишь и поэтому бросила меня? Отняла у меня все, ради чего стоило жить, и утверждаешь, что это любовь?
— Ралф…
— Нет, теперь ты выслушай меня. Когда я вернулся и нашел твою записку, я хотел умереть. — В глазах Ралфа стояла такая боль и безнадежность, что Линду начала бить дрожь. — Жизнь потеряла для меня смысл. Никогда бы не поверил, что женщина может сотворить со мной такое… — Он помолчал, затем медленно произнес: — Когда я встретил тебя, я знал, что могу полностью доверять тебе, знал. Но ты не решилась довериться мне. — Он глубоко вздохнул. — Почему?
— Это не так…
— Нет так, черт побери! — Ралф говорил негромко, но боль, сквозившая в его голосе, была страшнее гнева. — Ты ушла из дому, не дав мне ни малейшего шанса, все взяла на себя. Ты вычеркнула меня из жизни…
— Было бы несправедливо просить тебя разделить со мной горе, — чуть слышно прошептала она. — И цветы… Я не хотела, чтобы ты жалел меня, не хотела обременять тебя…
