— Но у тебя же целиком независимый доход, — запротестовала мать.
— Я понимаю, мама, — разумная девушка оставила бы работу и постаралась бы купить себе мужа.
— Я, конечно, так не сказала бы, милая… Но в конце концов, женщина должна выйти замуж, только тогда она будет счастлива. Тебе уже, как ты знаешь, двадцать пять. Если ты не будешь серьезно заботиться сейчас о создании семьи, то помни — время не стоит на месте. Ты даже оглянуться не успеешь, как тебе стукнет тридцать, а там и сорок. Жизнь не очень долгая, особенно ясно это понимаешь, когда начинаешь глядеть на нее с противоположного конца. Не так уж и много времени нам отпущено.
— Я не уверена в том, хочу ли я создать семью, — ответила ей Диана. — И так уже на свете довольно много семей.
Миссис Брекли встревожилась.
— Но ведь каждая женщина в глубине души хочет иметь семью, — не отставала она. — Это же совершенно естественно.
— Это — обычно, поправила ее Диана. — Один бог знает, что случилось бы с цивилизацией, если бы мы всегда делали то, что естественно.
Миссис Брекли нахмурилась.
— Я тебя не понимаю, Диана. Неужели тебе не хочется иметь собственный дом, свою семью?
— Не горю желанием, мамочка, ибо иначе я еще раньше предприняла бы что-нибудь в этом направлении. Возможно, я и попробую, но только не сейчас. Возможно, мне и понравится. У меня еще есть время.
— Не так уж и много, как ты думаешь. Время всегда действует против женщин, не надо об этом забывать.
— Верю, что ты права, дорогая. Но не кажется ли тебе, что, даже в том случае когда, казалось, ты все прекрасно понимаешь, не всегда можно повлиять на последствия?
— Не волнуйся обо мне, мамочка, я знаю, что делаю.
Итак, Диана пока что осталась в Дарре. Зефани, Приехавшая домой на каникулы, жаловалась, что Диана все еще задумчивая.
— Вы не выглядите такой утомленной, как тогда, когда так много работали, — признавалась она. — Но вы чрезвычайно много думаете.
— А как же, моя работа требует того, чтобы много думать. В этом она и заключается главным образом.
— Но ведь не все же время.
— Это, по-видимому, относится не только ко мне. Скажем, теперь ты уже не думаешь так много, как раньше, когда ты пошла в школу. И если ты и дальше будешь воспринимать то, что тебе говорят, не обдумывая, то превратишься в рекламную куклу и кончишь жизнь домохозяйкой.
— Но ведь большинство женщин и становятся ими, — сказала Зефани.
— Я знаю, что становятся — домохозяйками, экономками, домоправительницами и так далее. Ты этого хочешь? Все эти слова — ложь! Скажи женщине: «Твое место в доме», или: «Занимайся своей кухней», это ей не понравится, но скажи ей, что она образцовая хозяйка, что означает в сущности то же самое, она и дальше будет тянуть это ярмо, сияя от гордости. Моя двоюродная бабушка несколько раз попадала в тюрьму за участие в борьбе за женские права, и чего она достигла? Смены техники принуждения обманом, и еще того, что поколение ее внучек не знает, что их обманывают, а если бы и знали, то, очевидно, не очень бы и прониклись этим. Наше самое слабое место — это ортодоксальность, а наша самая большая добродетель — это восприятие вещей такими, какими они есть…
Зефани выслушала тираду молча, а затем спросила:
— Но вы же не счастливы, Диана? Я имею в виду, что вы не об этом думаете все время?
— Слава богу, нет, малышка. Это просто задачки.
— Подобные геометрическим?
— Да, думаю, что-то вроде человеческой геометрии. Плохо, что тебя не это тревожит. Я постараюсь на какое-то время забыть про эти задачки. Давай возьмем автомобиль и съездим куда-нибудь, хорошо?
Но задачки остались задачками. И чем больше Диана утверждалась в мысли, что Френсис капитулировал и все забросил, тем большую решительность проявляла она в поисках развязки. Настало лето. В июне она с товарищем по Кембриджу поехала на каникулы в Италию, откуда возвратилась в Дарр за две недели до того, как у Зефани снова окончились школьные занятия и она приехала домой на каникулы.
Как-то вечером гуляя по большому, только что скошенному лугу, они уютно примостились под одним из стогов сена и Диана начала расспрашивать Зефани об ее успехах в учебе.
Зефани скромно заверила, что они не так уж и плохи в том числе рукоделье и теннис; однако этого нельзя сказать про крокет.
— Очень нудная игра, — согласилась Диана насчет крокета. — Это еще одна дань эмансипации. Свобода для девушек означала тогда делать то, что делают парни, каким бы нудным это занятие не оказалось.
Зефани еще какое-то время продолжала давать отчет о своих делах, разбавляя эти сведения размышлениями о школьной жизни. Наконец Диана похвалила ее, кивнув головой:
— Что ж, кажется, они не готовят вас исключительно на роль домохозяек.
Зефани немного подумала над сказанным Дианой.
— А вы не собираетесь выходить замуж, Диана?
— Может, когда-нибудь и выйду, — высказала предположение Диана.
— А если не выйдете замуж, то что собираетесь делать? Или вы хотите стать похожей на вашу родственницу и бороться за женские права?
— Ты немного запуталась, малышка. Моя родственница, как и родственники других людей, завоевали все права, которые были нужны женщинам, еще столетие назад. С тех пор единственное, чего нам не хватает — это гражданской смелости, чтобы пользоваться ими. Моя родственница и ей подобные считали, что можно добиться победы одним лишь разгромом мужских привилегий. Они не понимали, что самым основным врагом женщин являются вовсе не мужчины, а сами женщины: глупые женщины, ленивые женщины, самоуверенные женщины. А самые опасные — это самоуверенные: их профессия — быть просто женщинами, они ненавидят любую другую женщину, которая достигла успехов в какой-то иной профессии. Это создает у них двойной комплекс: неполноценности и превосходства.
Зефани какое-то время, казалось, переваривала услышанное.
— Мне кажется, что вы не в восторге от женщин, Диана, — пришла она к выводу.
— Слишком общий вывод ты делаешь, малышка. Чего я не люблю в нас, так это нашей готовности покориться, легкости, с которой нас заставляют не желать ничего лучшего, кроме — стать просто женщинами и гражданками второго сорта, и учат нас проходить сквозь жизнь как какой-то придаток, а не как человек со своими собственными правами.
Зефани снова задумалась, а потом сказала;
— Я рассказала мисс Робертс — она преподает нам историю — о ваших рассуждениях относительно замены техники принуждения техникой обмана, чтобы заставить женщину выполнять те же обязанности.
— Неужели? И что она сказала?
— Представьте себе, она согласилась. Однако добавила, что на этом стоит мир, в котором мы живем. В этом мире очень много всего плохого, а жизнь чересчур коротка, и самое лучшее каждой женщине смириться с тем, что есть, и делать все, чтобы сохранить свой собственный образ жизни. Она сказала, что все могло бы сложиться совсем иначе, имей мы больше времени в запасе, но временной интервал сейчас, очень ограничен, чтобы успеть изменить что-либо в этом направлении. К тому времени, когда подрастут ваши дети, вы постареете, потому и не стоит чего-либо начинать; а затем, в следующие двадцать пять лет то же самое будет с вашими детьми и… Так что же делать Диана?
Диана ничего не ответила. Она сидела, словно зачарованная, глядя прямо перед собой своими серыми, широко раскрытыми глазами.
— Диана, вам плохо? — Зефани потянула ее за рукав. Диана медленно повернула к ней голову.
