Послышались радостные возгласы, но Ульрик не мог сказать, вскрикивают ли они обе или только одна. Неожиданно ликование сменилось одним пронзительным криком, полным тревоги.
Не успел потрясенный ум Ульрика осознать случившееся, как ноги уже принесли его к этим двум женщинам, одна из которых, молодая, без чувств упала к ногам пожилой, несмотря на все попытки своей тетки удержать ее. Бронуин лежала, как мертвая, голова покоилась на коленях Агнес. Черные ресницы, резко выделявшиеся на бледной коже, веером осеняли щеки, впалые от переживаний.
К удивлению Ульрика, когда он взял на руки потерявшую сознание Бронуин, пожилая женщина схватила его за рукав.
– Что вы сделали с моей племянницей?
– Ничего, кроме того, что попытался отнестись к ней с терпением, мадам, – напряженно ответил Ульрик.
Он обошел бесстрашную женщину, осмелившуюся бросить ему обвинение, и пошел к замку так быстро, что ей пришлось бежать следом, чтобы не отстать.
– Нельзя укротить силой дочь ворона, седьмой сын Кента! Это можно сделать только лаской, – запыхавшись, предупредила тетя Агнес. – Прислушайся, рыцарь, к своему сердцу!
Ульрик, ускорив шаг, легко оторвался от обвинителя, вдруг ставшего советчиком. Пожилая дама отстала, пыхтя и отдуваясь. Откуда, черт возьми, эта ведьма узнала, что размолвка произошла между ним и ее племянницей? Ведь Бронуин, конечно, не успела рассказать ей об их ссоре! Уж не провидицы ли они обе? Он отмел это предположение с таким же негодованием, с каким пренебрег суеверной чепухой, в которую верила Бронуин.
«Прислушайся, рыцарь, к сердцу своему!» Проклятье! Именно сердце обманом завлекло его в это щекотливое положение! Сначала он захотел владеть этими дикими землями, околдовавшими его сердце, а потом ему понадобилась не менее дикая леди. И в том, и в другом случае все получилось не так, как того хотелось бы. Как же теперь прислушиваться ему к голосу сердца, столь коварно обманувшего?
– Противоядие, разрази меня гром! Да это же одурманивающие травы! Они делают слабой душу! И давно она это принимает? – спросила Агнес у оробевшей Мириам.
Пожилая женщина, как оружием, потрясала мешочком с травами перед лицом служанки.
– Их мне дал приор в аббатстве, тетя Агнес, – отозвалась с постели Бронуин, она только что проснулась. – Ульрик подумал, что, если продолжать пить отвар, боль пройдет.
– В таком случае он утратил свой прирожденный здравый смысл!
Агнес открыла ставню и выбросила мешочек.
– Миледи! – в ужасе вскричала Мириам.
– А что, если… если боль вернется? – подала голос Бронуин.
Она еще помнила, какие муки претерпела. Несмотря на то, что Ульрик снимал пробу со всех блюд, которые она ела, во время еды желудок не давал ей покоя, как бы напоминая о случившемся.
– Здесь тебя не отравят! – заявила тетя Агнес с такой уверенностью, что племянница смогла еще больше расслабиться, лежа на мягких подушках. – Это надо же, уэльские поверья – глупые россказни! Не удивительно, что с таким вот безбожным «лекарством» и богохульством твоего мужа ты совсем лишилась сил! Мои больные колени совсем мне отказали бы, не будь я такой упрямой!
Тетя Агнес указала служанке на свою племянницу.
– Эта девочка с характером, имей в виду, – предупредила она Мириам, слегка усмехнувшись. – Характер, как у меня, только еще тверже!
Агнес склонилась над очагом и сняла с огня горшочек с отваром омелы, приготовленный ею. Не обращая внимания на горячий пар, поднимавшийся к лицу, она глубоко его вдохнула.
– Ах, это будет в самый раз, хоть и кипело не на очаге в большом зале! Надо же, – отрешенно усмехнулась она, – отдельная спальня с очагом! Этот новый лорд с причудами! Впрочем, так или иначе, уединением он воспользуется, чтобы поскорее заполучить наследника, такого же красивого, как сам.
– Миледи! Тетя Агнес! – одновременно вскрикнули Мириам и Бронуин, чрезвычайно смущенные.
Озорные искорки мелькнули в светло-карих глазах тетки.
– Если бы в Карадоке было заведено подобное при жизни твоих родителей, дорогая, то у тебя непременно было бы много братьев и сестер. А теперь выпей-ка, что я приготовила, а то твои голубые глазищи выкатятся на бледные щеки.
Бронуин выпила отвар, раздумывая, смотрит ли хоть кто-нибудь на нее как-то иначе, кроме как на племенную свинью для Ульрика.
– Ты сама знаешь, милая тетя, что никакого наследника в Карадоке не родится, если того не пожелает леди Карадок.
– Как же это может быть? – поинтересовалась Мириам, чье любопытство раздразнил многозначительный обмен взглядами между теткой и племянницей.
– Это секрет женщин с острова Англси.
Когда стало ясно, что секретом с нею не поделятся, Мириам принялась распаковывать сундук Бронуин. С появлением каждого красивого наряда или вещи, извлекаемой из сундука, тетя Агнес всплескивала руками и ахала от восхищения, что делало ее похожей на квохчущую курицу. Бронуин все больше убеждалась в том, что единственное, чего тетя не принимает в Ульрике, это его отказ подтвердить необыкновенность дарований седьмых сыновей, но «красивый», «щедрый» и «мужественный» были лишь немногими из хвалебных замечаний, которые обронила достойная дама в адрес нового лорда Карадока.
Мириам горячо поддерживала похвалы, и Бронуин снова задумалась над своими собственными суждениями. Тетя не знала всего, что произошло между ней и Ульриком. Бронуин предпочитала обсудить это наедине с теткой, несмотря на тесные взаимоотношения, сложившиеся у нее с Мириам.
