Дон Уинслоу
Жить и сгореть в Калифорнии
1
Женщина в постели, а постель охвачена пламенем.
Она не просыпается.
Пламя лижет ей бедра, подобно любовнику, но она не просыпается.
Прямо внизу под склоном Тихий океан бьет волнами о береговые камни.
Жизнь и пожар в Калифорнии.
2
Джордж Сколлинс также не просыпается.
Потому что лежит под лестницей со сломанной шеей.
Понятно, как это случилось: домишко Сколлинса в Лагуна-Каньоне — настоящая помойка: доски, инструменты, мебель — все навалено и раскидано в беспорядке, так что трудно пройти не споткнувшись. Вдобавок к инструментам, доскам и мебели повсюду наставлены банки с краской, валяются контейнеры, пластиковые бутыли со скипидаром, тряпки…
Немудрено, что загорелось.
Удивляться не приходится.
Чего уж там.
Жизнь и пожар в Калифорнии.
3
Два вьетнамца в кабине грузового фургона.
Водитель Томми До паркуется.
— Вот уж в глухомань забрались, — замечает его приятель Винс Тран.
Томми на это наплевать, лишь бы избавиться от опасного груза.
Томми объезжает стоящий «кадиллак».
— Любят они эти свои «кадиллаки», — по-вьетнамски говорит Тран.
— Ну и пусть, — говорит Томми.
Сам он копит на «миату». «Миата» — это класс. Томми видит себя за рулем черной «миаты», в темных, обтекаемой формы очках, с черноволосой куколкой рядом.
Картина так и стоит у него перед глазами.
Из «кадиллака» вылезают двое.
Один из них высокий, длинноногий, прямо как афганская борзая, думает Томми, вот только костюм на нем — темно-синий, жарко, должно быть, в таком костюме на солнцепеке. Второй ростом поменьше, но широкоплечий, коренастый. Одет в гавайскую рубаху всю в цветах, и Томми решает, что одет он по- дурацки. Должно быть, тот еще громила — получить бы поскорее денежки, разгрузиться и смотаться назад в Гарден-Гроув.
Как правило, Томми дел с невьетнамцами не ведет, тем более с такими.
Но уж больно деньги посулили хорошие. Две тысячи за доставку.
Широкоплечий в цветастой рубахе отворяет ворота, и Томми въезжает во двор. Парень закрывает за ними ворота.
Томми и Тран спрыгивают на землю.
— Разгружайте машину, — велит тот, что в синем костюме.
Томми качает головой.
— Сперва деньги, — говорит он.
— Ах, ну конечно, — говорит тот, что в синем.
— Дело есть дело, — говорит Томми, словно оправдываясь за то, что напомнил о деньгах. Он старается быть вежливым.
— Дело есть дело, — соглашается Синий.
Томми глядит, как Синий сует руку в карман за бумажником, но достает оттуда девятимиллиметровый ствол с глушителем и всаживает одну за другой три пули прямо в лицо Томми.
Тран глядит на это с выражением полного изумления и недоверия. Он не бежит, не делает ни малейшей попытки скрыться. Остается на месте, словно
Парень в цветастой рубахе отволакивает сперва Томми, а затем Трана к мусорной свалке. Он обливает их бензином и бросает зажженную спичку.
— Вьетнамцы — буддисты? — спрашивает он у Синего.
— Наверно.
Говорят они по-русски.
— Так, похоже, мертвяков своих они сжигают, да?
Синий лишь пожимает плечами.
Час спустя фургон разгружен, а груз помещен в ангар. Через двенадцать минут Цветастый выводит фургон на пустошь и там взрывает его.
Жизнь и пожар в Калифорнии.
4
Джек Уэйд сидит на доске для сёрфинга, покачиваясь в зыби, не достигающей размера волн; он глядит на столб черного дыма, ползущего из-за скалистого кряжа Дана-Хед. Столб вздымается в бледное августовское небо подобно молитве буддиста.
Джек так поглощен созерцанием дыма, что не замечает большой волны у себя за спиной, нарастающей, как гитарный напев жирного Дика Дейла.[1] Мощный вал опрокидывает Джека и пригвождает к доске. Потом подхватывает и уносит. Он крутит его, заставляя барахтаться и кувыркаться, не давая встать на ноги. И звучат слова:
Он стоит на четвереньках, судорожно хватая ртом воздух, и ушей его внезапно достигает звонок мобильника, оставленного в том месте, где лежит полотенце. Он бросается к нему по песку, чтобы взглянуть на номер, хотя и без того знает, кто звонит.
«Жизнь и пожар в Калифорнии». Мать-Твою Билли.
5
