Жестокость их в том, что душит тебя собственная твоя прошлая жизнь. Пламя охватывает твои вещи, главные твои пожитки, мебель, постельные принадлежности — простыни, одеяла, горит краска на твоих стенах, твоя одежда, книги, документы, фотографии, все твое личное имущество, все, что ты сумел накопить за всю жизнь, за время брака. Огонь забирает все то материальное, что окружало тебя и составляло твою материальную сущность, сует это все тебе в глотку и этим душит тебя.
Но по большей части люди, умирающие на пожаре, погибают, наглотавшись дыма. Это как впрыскивание яда, смертельный укол, нет, это больше смахивает на газовую камеру, потому что убивает тебя на самом деле газ — угарный газ, и, как бы там ни было, такая смерть предпочтительнее электрического стула.
На профессиональном языке это зовется «асфиксией окисью углерода».
Звучит ужасно, но это лучше, чем поджариванье на вертеле.
Вот тебе и все, думает Джек.
Пожар по неосторожности, смерть по неосторожности.
Все складывается в общую картину.
Кроме закопченного стекла.
И того, что дерево, горя, не дает красного пламени — огонь от него желтый или оранжевый.
И дым должен был бы быть серым или коричневатым, но не черным.
Но с другой стороны, размышляет он, все это наблюдал лишь старик, да притом еще при неясном свете.
Он относит Лео к машине. Открывает багажник, роется, пока не находит старой тарелочки-фрисби, когда-то им туда заброшенной. Достает с переднего сиденья бутылку и наливает в тарелочку воды. Опускает Лео на землю, и малыш сразу же принимается лакать.
Потом он достает из багажника старую фуфайку и расстилает ее на пассажирском сиденье. Приспускает окна, решив, что еще рано и в салоне не будет слишком жарко, и сажает Лео на подстилку.
— Сидеть, — говорит Джек и тут же поправляется: — Нет, лежать.
Собака глядит на Джека, словно чувствует облегчение от наступившего подобия порядка, и устраивается на фуфайке.
— И не вздумай, знаешь ли, тут чего-нибудь наделать, ясно? — говорит Джек. Машина у него — «мустанг-классик-66», и Джек очень следит за порядком в салоне.
Лео постукивает хвостом по креслу.
— В чем дело, Лео? — обращается к собаке Джек. — Ты что-то знаешь, не правда ли? Так почему бы тебе не поделиться этим со мной?
Лео поднимает на него взгляд и еще усерднее машет хвостом.
Но помалкивает.
— Ладно уж, — говорит Джек.
Уж сколько ему доносчиков попадалось! Семь лет в шерифской службе и еще двенадцать в страховом деле — куда же без них-то? А смешнее всего, что на них еще приходится полагаться: хоть и презираешь, а полагаешься на их слова.
Еще одно очко в пользу собачьего племени.
Собаки — народ верный и честный. Они не доносчики. Потому Лео и не говорит ничего, кроме того, что вот, дескать, жив. Деталь, которая сильно настораживает Джека.
Весь его опыт подсказывает: поджигая дом, собаку обычно в нем не оставляют.
Может сгореть все — вещи, одежда, документы, бизнес, даже друг друга люди могут поджарить. Но чтоб сжечь собаку… На памяти Джека во всех пожарах, оказавшихся поджогами, собака находилась где- нибудь вне дома. Опять-таки, думает Джек, так было раньше, так раньше люди делали.
Но Памела Вэйл и была «люди», хорошие люди. Такие деньги на спасение Стрэндс отдала.
Так что пускай.
Он сдирает комбинезон и прочее обмундирование. С инспекцией дома он подождет, ничего страшного. Детишки пережили развод родителей, а теперь еще им предстоит перенести смерть матери и потерю родного дома. Надо уж вернуть им собаку.
Маленькое, но все же утешение в такой передряге.
9
Мать-Твою Билли Хейес чиркает спичкой и, сложив ладони домиком, подносит ее к сигарете.
Он сидит в металлическом раскладном кресле в кактусовом садике под окнами своего кабинета в компании «Жизнь и пожар в Калифорнии». На коленях у него бумаги, на носу — очки для чтения, во рту — сигарета «Кэмел».
Кактусовый сад — это была идея Билли. С тех пор как общественность Калифорнии запретила курение на рабочих местах, Билли заделался председателем ассоциации КДК — Калифорнийских дворовых курильщиков. Вот он и решил: если уж он так или иначе коротает рабочий день во дворе, пусть двор станет приятным местом. Так и возник кактусовый сад.
Если вам требуется переговорить с Билли, а его нет в офисе, значит, он во дворе — сидит в своем раскладном кресле с бумагами и цигаркой в зубах. Однажды Джек, пробравшись в офис воскресным вечером, передвинул во двор и рабочий стол Билли. Тот посчитал это шуткой не менее забавной, чем сигареты с фильтром.
Двадцать лет назад Билли был переведен из Таксона, для того чтобы возглавить отдел претензий компании «Жизнь и пожар в Калифорнии». Переводиться он не хотел, но руководство компании сказало: «Либо туда, либо выметайся». «Туда» — означало «в Калифорнию». Так это произошло, чтобы просиживать ему теперь между кактусов среди песка и камней, вдыхая запах шалфея, табака и выхлопных газов машин, несущихся по трассе 405.
Мать-Твою Билли невелик ростом — всего пять футов шесть дюймов, и так худ, что кажется похожим на куклу с туловищем, скрученным из проволоки, на которую нацеплен минимум одежды. Лицо у него смуглое, сморщенное, словно спекшееся на солнце, короткий серебристо-седой ежик волос и глаза синие, как арктические льды.
Носит он добротные синие костюмы с ковбойскими сапожками. И привык цеплять на ремень кольт в кобуре, еще с тех времен привык, когда случилось у него в Фениксе несколько поджогов домов, принадлежащих мафии, а семейка некоего Трешиа пригрозила ему, что, если он не раскошелится на выплату, с ним самим может произойти «несчастный случай».
И вот как справился с этим Билли.
Заявляется Мать-Твою Билли к Джо Трешиа-младшему, прямиком в его фирму по торговле недвижимостью, с кольтом сорок четвертого калибра в руках, взводит курок и сует дуло под самый нос Джо:
— Сдается мне, что «несчастный случай», о котором вы толкуете, произойдет сейчас!
Пять головорезов, что стояли рядом, так наложили в штаны, что даже свои пушки вытащить забыли — ясно было, что оголтелый коротышка готов размазать их патрона по стенке и тем сильно огорчить его папочку. И вот стоят они столбом, обливаясь потом от страха и вознося молитвы святому Антонию. Джо- младший не сводит глаз с голубоватого стального дула, глядит в синие стальные глаза того, кто держит пистолет, и говорит: «Я решил предъявить претензию кое-кому другому».
Но случилось это в старые добрые времена, теперь подобное немыслимо, особенно в Калифорнии, где такое поведение сочли бы «неприличным». («Я что сказать хочу, — втолковывал Билли Джеку, рассказывая ему эту историю однажды вечерком за „Джеком Дэниелом“, сдобренным еще и пивом. — Если в штате курить и то запрещено, разве позволят здесь размазать кого-то по стенке?») Так что лежит теперь пистолет полеживает на верхней полке шкафа в спальне у Билли.
А место пушек, думает Билли, заняли у нас юристы. Бьют не столь мгновенно, но не хуже, а вот стоят куда как дороже.
