– Это всего-навсего секс.
Да нет, не всего-навсего.
После девяти лет брака, из которых последние несколько лет никак нельзя было назвать счастливыми, ничего «просто-напросто» не могло быть. Мэнди проделывала такое, о чем Пэтти и помыслить не могла, да и делать ни за что не стала бы. Фрэнк начал было как всегда, однако Мэнди остановила его и ласково произнесла:
– Фрэнк, позволь, я покажу тебе, как мне нравится.
И она показала.
В первый раз в жизни Фрэнк ощутил себя по-настоящему свободным, потому что не надо было ничего добиваться, не надо было бояться отказа, не надо было брать на себя обязательства. Существовало одно лишь наслаждение. Утром, когда Фрэнк проснулся, ему хотелось почувствовать себя виноватым, но ничего не вышло. Ему было хорошо.
Его ничуть не расстроило то, что Мэнди уже ушла, оставив короткую записку, мол, «мы отлично позабавились», со смеющейся рожицей над подписью.
Пришел Герби, чтобы позавтракать вместе с Фрэнком.
– Надо тебе попробовать еврейскую кухню, – сказал он, когда Фрэнк заказал себе яичницу с беконом.
Благодаря ему Фрэнк попробовал луковый багель с копченой лососиной, сливочным сыром и кружком красного лука.
Это был восторг – контраст острого и пресного, воздушного и хрустящего – открытие для Фрэнка! Герби знал, о чем говорил. Стоило с ним разговориться, и становилось ясно, что он много и о многом знает. Он отлично разбирался в еде, в вине, в драгоценностях и искусстве. Он пригласил Фрэнка к себе домой и показал ему свою коллекцию Эрте[22] и винный погреб. Герби никак нельзя было назвать культурным человеком, однако удивлять он умел.
Взять, например, кроссворды.
Это он приучил Фрэнка к кроссвордам, и это он мог решить весь кроссворд в воскресной «Нью-Йорк таймс». Иногда Фрэнку приходило в голову, что Герби мог бы ничего не записывать, ведь он все держал в голове. Он был ходячим словарем, хотя, как ни странно, его разговорный лексикон не отличался разнообразием.
– Я думаю, что я так называемый idiot savant,[23] – сказал он однажды Фрэнку, поинтересовавшемуся, в чем тут секрет. Когда же Фрэнк отыскал в справочнике словосочетание «idiot savant», он понял, что ни один «idiot savant» этого выражения не знает.
– Вы с Мэнди подружились? – спросил Герби, выходя из винного погреба, когда Фрэнк расшатал здание своего брака многочисленными творческими актами прелюбодеяния.
– Можно и так сказать.
– Сегодня у нас другие девочки. Очень симпатичные. Очень, – повторил Герби.
Пять дней спустя Фрэнк покинул Вегас, испытывая острый недостаток в витамине E, однако чувствуя себя отдохнувшим и довольным. После этого он много раз возвращался в Лас-Вегас, останавливался в «Паладине», иногда где-нибудь еще, но сам платил за себя, не желая злоупотреблять гостеприимством Герби Гольдштейна.
37
Ребята из мафии выбивали из Вегаса все, что он мог дать.
А почему бы и нет?
Деньги текли рекой.
Проблема же заключалась в том, что боссы требовали всё больше и больше, да и другие семьи тоже хотели получить свое, так что зачерпывать приходилось все глубже и глубже.
Но в пустыне не так уж много воды.
Рано или поздно она заканчивается, однако никому и в голову не приходило, что конец близок. Тогда было одно нескончаемое веселье, и Фрэнк, уже много лет работавший как вол, веселился вместе со всеми. Было так. Отрабатывая день за днем по шестнадцать часов в Сан-Диего, в пятницу после ланча он уезжал в Лас-Вегас и проводил там выходные. Иногда он возвращался в понедельник, но бывало, что не возвращался и в понедельник.
Пэтти как будто не возражала.
Слишком много они потратили сил, чтобы заиметь ребенка, слишком много потратили сил, чтобы вступить в брак, так что она вроде бы почти с облегчением воспринимала его отлучки. Пару раз Фрэнк звал ее с собой, но без особой охоты, и Пэтти, понимая это, отвергала его приглашения.
– В Вегасе мы останемся такими же, какие мы здесь, – как-то сказала она.
– Не знаю. Может быть, и нет.
Один раз он был настойчивее.
– Мы там выпьем, пообедаем, посмотрим хорошее шоу, – сказал он. – Потом отправимся в постель – возможно, не только для того, чтобы спать.
– Этим ты занимаешься там со своими подружками?
Тогда еще никаких «своих» подружек у него не было, однако возражать Фрэнк не стал. Если ей хочется так думать, ее дело. В конце концов, какая разница?
И он опять поехал в Вегас один.
