— Я уважаю все табу местных жителей, — с улыбкой говорил он.
И как можно не уважать людей, назвавших одну из главных улиц города в честь Вольтера? Улица его имени вела прямо к пляжу, предназначенному исключительно для собак. Длинный пляж извивался рядом с водостоком и выходил к океану. Тут носились лучшие в мире четвероногие игроки в фрисби. Конечно, диск они бросать не умели, зато как ловили! В погоне за дисками псы выделывали невероятные кульбиты. На пляже встречались даже собаки-сёрфингисты. Некоторые катались в тандеме с хозяевами, а некоторые в одиночку — хозяева лишь усаживали их на доску перед приближением волны.
Все это и стало предметом беседы, которую завели конвоиры зари, возвращаясь со скучной демонстрации протеста. Утомившись, они решили посмотреть на катающихся собак.
— А ты когда-нибудь собак из воды вытаскивал? — спросил Бун Дэйва.
— Нет. Псы в основном умнее людей.
— И сцепление с водой у них лучше, — добавил Джонни. — Плюс центр тяжести ниже и четыре ноги на борде вместо двух.
— Лапы, — поправила Санни.
— А?
— Не ноги, а лапы, — повторила она.
— Точно.
— Зато они грести не умеют, — взревновал к успеху друзей человека Шестипалый. До сих пор он обладал гордым титулом «самого пальцатого сёрфера».
— Собаки не умеют грести? — не поверив своим ушам, переспросил Прибой.
— Нет, — уверенно заявил Шестипалый.
— Ты когда-нибудь слышал о такой технике плавания, которая называется «по-собачьи»? — невинно поинтересовался Прибой.
— Это как дети обычно плавают, что ли?
— Именно.
— Слышал, конечно.
— Как думаешь, откуда пошло это название? — спросил Прибой.
Шестипалый на несколько секунд призадумался.
— Но они ведь не могут грести на борде, вот я о чем. Изначально ведь не предполагалось, что собаки будут заниматься сёрфингом.
— А веревочка, которая связывает твою щиколотку с бордом? — продолжал Прибой. — Знаешь, как она называется?
— Поводок, — ответил Шестипалый.
— Вот именно, — подытожил Прибой.
Все немедленно заключили, что если бы собаки умели грести и лежа на борде, то тогда в сёрфинге им не было бы равных. Собаки ведь никогда не падают — просто спрыгивают с доски, подкатившись к берегу, отряхиваются и с нетерпением ждут следующей поездки.
— Прямо как ты, — улыбнувшись, сказал Дэйв Прибою. — Спрыгиваешь, стряхиваешь воду с шерсти и опять идешь кататься.
Прибой славился густой шерстью, покрывавшей все тело.
— Вот люди все ищут снежного человека где-то в лесах, — подлил масла в огонь Джонни, — а могли бы просто приехать в ПБ и поискать его на пляже.
— «Снежный человек на сёрфе», — продекламировала Санни. — Типичный фильмец для одиннадцати часов вечера.
Они посидели на пляже еще немного, посмотрели на собак, покидали им фрисби. Затем отправились на Ньюпорт-авеню, где обнаружили, что выступающие против «Старбакса» уже устали сидеть на тротуаре и разбрелись кто куда в поисках других тротуаров и, возможно, даже чашечки кофе для восстановления сил.
Одним словом, Оушн-Бич не может не понравиться.
Бун свернул на Брайтон-авеню, припарковался у входа в четырехэтажное здание, где находилась квартира Анджелы Харт, и повернулся к Петре.
— Знаю, знаю, — не дала она ему открыть рот. — Ждать в кабине.
— Ты представитель судебной власти, — сказал ей Бун, перелопачивая гору хлама в задней части фургона в поисках инструментов. — Неужели ты и вправду хочешь присутствовать при взломе и проникновении? Останься лучше здесь, на стреме.
Бун выудил из кучи тонкую металлическую фомку.
— А что мне делать, если я замечу что-нибудь необычное? — подала голос Петра.
— Предупреди меня, — вылезая из машины, ответил Бун.
— А как?
— Ну, посигналь, что ли, не знаю.
— А сколько раз? — продолжала уточнять Петра.
— Да посигналь просто, и все, ладно?
Бун вошел в здание и поднялся на третий этаж. Он был готов вскрыть замок квартиры, но обнаружил, что его уже кто-то опередил. Несколько секунд Бун прислушивался, не выдаст ли взломщик себя шумом, но в квартире стояла тишина. Если только взломщик сам не услышал, как я поднимаюсь по лестнице, хмыкнул он про себя, и не прячется сейчас за дверью с дубинкой в руках.
Бун приоткрыл дверь на пару сантиметров, затем быстро захлопнул ее обратно. Вроде ничего подозрительного. Он пинком широко распахнул дверь и ввалился внутрь, готовый ко всему.
Тишина.
Кем бы ни был таинственный взломщик, он уже ушел. И это плохо — возможно, он забрал Тэмми с собой.
Буна охватило дурное предчувствие.
Убийцы редко изменяют своему почерку. Парень, убивший и сбросивший с балкона не ту женщину, скорее всего постарается исправить свою ошибку, и тогда его жертвой станет еще одна женщина, которую он тоже убьет и точно так же сбросит с балкона.
Бун заметил, что в маленькую гостиную ведет скользящая дверь. Она была приоткрыта, и Бун мог видеть, как легкий ветерок колышет занавеску.
Пробежав через комнату, он вышел на балкон и посмотрел вниз.
В крошечном садике ничего не было.
В том числе переломанного и распластанного женского тела.
Бун глубоко вздохнул и отступил в глубь комнаты. Это была типичная для Сан-Диего квартирка — однокомнатная конура, в которой гостиную от кухоньки отделяла лишь барная стойка. Вся мебель — из «Икеи». Следы борьбы, как отметил бы Бун в бытность свою копом, отсутствуют. Все аккуратно и чисто — никто не скидывал журналы с кофейного столика, не тащил тело по синему ковру.
Если Тэмми кто-то и увез, то без малейшего сопротивления с ее стороны. А она бы и не сопротивлялась, подумал Бун, особенно если они наставили на нее пушку.
Плохие новости состояли в том, что взломщик оставил квартиру нетронутой. Он не пытался выяснить, где находится Тэмми. Может, потому что застал девушку на месте.
Бун прошел на кухню. Стеклянная чаша в кофеварке больше чем наполовину была заполнена ароматной жидкостью. Красный огонек говорил о том, что кофеварка еще работает. На стойке поблескивала полупустая чашечка из-под кофе с молоком, на боку которой красовались улыбающиеся гиппопотамы с красными воздушными шариками в лапах. На маленькой оранжевой тарелке лежала половинка тоста без масла.
Рядом стоял небольшой пузырек лака для ногтей.
Не закрытый, а всего лишь прикрытый колпачком.
Добровольно или нет, но Тэмми определенно ушла в спешке.
Бун отправился в спальню.
Постель не убрана, и запах в комнате стоит очень «женский».
Как же там дразнил меня Джонни, пытался вспомнить Бун. «Нюхач простыней»? Точно. И он был прав.
