десятой комнаты своим коленом навел на меня тоску. Мне жаль несчастного старика, но держится он молодцом. Пока мистер Гордон занимался с ним, он ущипнул меня. Нам здесь должны приплачивать за вредность.
– Разве Алек Гордон не предложил потереть это место, чтобы не болело? – рассмеялась Джулия, помогая Марни убрать стопку нижнего белья и пару накрахмаленных шапочек с фортепьяно. Марни была в восторге, обнаружив, что в бунгало есть инструмент.
– Шутишь? – Сестра с усмешкой пересчитывала петли. – Жизнь реальна, жизнь серьезна для нашего Алека. Единственные выпуклости, которые его интересуют, – это коленные чашечки и щиколотки.
Марни улыбнулась про себя, и ее пальцы пробежали по клавиатуре. Алек Гордон был так застенчив, казалось, он постоянно залит румянцем смущения, и сестры никак не оставляли его в покое.
– Какая прелесть, Марни, – сказала сестра Донкин. – Что это?
– Ирландская баллада, которой научила меня мать. – И Марни вдруг так погрузилась в музыку, что не заметила возобновившейся ревности во взгляде Джулии Брелсон. Очаровательная ирландская мелодия рождалась под ее пальцами и уплывала из бунгало, паря над тихим, окутанным вечером парком клиники.
Илена еще не приехала, и Пол ждал ее в комнате Нади. В вечернем костюме он выглядел очень высоким и слегка надменным, и его непокорные волосы на этот раз были безупречно уложены.
– Сегодня ты до кончиков ногтей выглядишь знаменитым остеопатом, Пол, – заметила Надя и повернула голову к полуоткрытому окну, где теплый ветер легонько шевелил шторы. – Кто это там играет на фортепьяно? – спросила она. – Несколько раз, лежа здесь, я получила удовольствие от бесплатного концерта.
– Музыка не беспокоит тебя, Надя? – сразу же спросил он.
Она покачала головой, и Пол подошел к окну, в котором летнее небо все еще хранило легкие отблески дня, и дыхание ночного аромата воздуха коснулось его щеки. Музыка, которую играла Марни, была ему незнакома, но в ней безошибочно угадывалось ирландское колдовство, и оно зачаровывало, бродя меж теней внизу в парке.
– Это моя новая секретарша, Надя, – объяснил он. – Не правда ли, она очень хорошо играет? Ее матерью была Мэри Фаррел, концертирующая пианистка.
– В самом деле? Как интересно. – Но в голосе Нади не слышалось истинного интереса, и Пол тихо вздохнул, возвращаясь к ее кровати. Он наблюдал за бледным личиком Нади со странными, раскосыми глазами, в которых таилось столько горя. Он вспоминал, как она сопротивлялась ему в тот полдень, когда попыталась умереть; теперь ее глаза были безнадежными и отстраненными. Приговоренными к жизни без цели, к жизни без Рене Бланшара.
– Надя…
– Нет, Пол, только не говори о том, что можно было бы сделать для меня, если бы только я поверила. Я теперь пустая раковина. В девятнадцать лет я пустая, бесцельная вещь, обреченная лишь лежать словно бревно и считать проходящие пустые минуты. Я принимаю это. Пусть будет так, как есть!
Он взял ее руки и сжал их – холодные, вялые, словно у покойника. Он вспомнил живые, трепетные руки Марни Лестер, пробегающие по клавишам фортепьяно с прирожденным пониманием и мощью. Он взглянул на окно, и темные глаза Нади проследили этот взгляд.
– Тебе нравится твоя новая секретарша, Пол?
– Да, она способная девочка. Теперь я не представляю, что бы я делал в офисе без нее.
– Мне сказали, она хорошенькая.
Он кивнул. Потом непринужденным тоном проговорил:
– Не хотела бы ты с ней познакомиться, Надя? Знаешь, она твоя ровесница.
– Неужели ей тысяча лет? – Надя рассмеялась, и это было жутко, потому что в ее смехе не было ни молодости, ни надежды. – Ох, Пол, о чем будет говорить со мной твоя хорошенькая секретарша? О том, как она весело проводит время? О своих многочисленных поклонниках? О своем великолепном, безоблачном будущем в объятиях обожающего мужа?
– Я так не думаю, Надя.
– Ты хочешь сказать, что она хорошенькая и у нее нет поклонников?
– Возможно, есть. – Он нахмурился, подумав об Эрроле Деннисе. – Я не вникаю в ее личную жизнь, но мне в самом деле приходило в голову, что вы с ней можете найти общий интерес в музыке. Как ты слышишь, она очень талантливая маленькая пианистка.
Но Надя беспокойно заворочалась на подушке:
– Я не очень хорошая компания, Пол. Мой призрак напугает ее.
Он легко рассмеялся:
– Не думаю, что Марни так легко напугать, дорогая моя. Повидайтесь с ней ненадолго завтра. Новое общество тебя немного развлечет.
Но прежде чем Надя успела ответить, дверь комнаты распахнулась и вошла Илена. Она была завернута в прелестный шелковый плащ, совершенно такой же, как у арабских бедуинов, и бриллианты сверкали и искрились в ее маленьких ушках. Она любила театральные появления, и в ее бензиново-голубых глазах заплясало веселье, когда они встретились с глазами Пола.
– Cheri, как солидно ты выглядишь!
Она подбежала к нему и быстро поцеловала, он польщено улыбнулся. Потом она повернулась к кровати.
– А как сегодня чувствует себя моя Надя? – спросила она.
– Все хорошо, Илена. Мне нравится твой плащ.
– Чудесный, правда? – Илена возбужденно рассмеялась и погладила шелк рукой в драгоценностях.
– Илена, бога ради, не испытывай наше терпение и покажи, что на тебе под плащом, – приказал Пол.
Шелк шелестяще распахнулся, и у Пола перехватило дыхание. На Илене было облегающее платье цвета красной гвоздики, а ее руки и плечи казались ошеломляюще белыми. Надя оглядела кузину.
– Ты выглядишь чудесно, Илена, – сказала она, – но грудь открыта до неприличия.
– Ты права, милочка! – Левая бровь Пола вопросительно изогнулась, пока он разглядывал свою невесту. – Нельзя чем-то закрепить эту штуку? Я буду весь вечер обливаться потом, опасаясь, что она свалится до талии в ту самую минуту, когда посол будет говорить тост.
– Не говори ерунды, ми-и-лый! – Она взмахнула ресницами в его сторону. – Это такая модель, и оно не может упасть. Его прижимают маленькие косточки. Вот, потрогай. – Она взяла его руку и прижала к прелестному, облегающему шелку. – Вот тут, глупый ты человек. Я в полной безопасности.
На него повеяла благоухающая многозначность ее духов, и тепло женского тела вспомнили его пальцы, и огонь потек по венам, и ему до боли захотелось остаться с ней наедине. Вечера, которые они проводили вместе, казалось, всегда были наполнены другими людьми. Если они шли в театр, их непременно сопровождала компания друзей. И невозможно было зайти в ресторан, чтобы Илена не приметила там каких-нибудь знакомых, а потом кто-то обязательно приглашал их поужинать вместе. Сегодня за посольским столом они будут сидеть не вместе и, вероятно, смогут потанцевать вдвоем лишь пару раз.
– Милочка, нам обязательно идти на это посольское мероприятие? – спросил он. – Я бы с большим удовольствием съездил в «Сурреискую мельницу». У них там просто великолепно кормят…
– Ну разумеется, нам необходимо идти, Пол! – Илена выглядела просто шокированной. – Я заказала это платье специально, и там будут мои друзья из Парижа. У Лины Кабо для меня столько новостей…
– Да, – прервала ее Надя, – она сможет рассказать тебе, собираются ли они расстрелять Рене или оставят гнить в тюремной камере до конца его дней.
Пол моргнул, а Илена бегом бросилась к кровати. Она прижала Надю к своему шелестящему шелку и надушенной коже и стала осыпать ее экстравагантными галльскими нежностями. Надя всего мгновение терпела это. Потом высвободилась из объятий кузины.
– Вы опоздаете в посольство, – сказала она.
– Cherie, – Илена погладила темные волосы кузины, – неужели Рене стоит таких переживаний?
– Ах, оставь меня в покое, Илена. – Надя спрятала лицо в подушку. – Отправляйся на свои танцы, пожалуйста.
