клиникой, его губы были сурово сжаты. Да, он чувствовал за нее ответственность, но теперь к ней примешивалось горькое разочарование.
– Это что, больница, да, мистер Стиллмен? Класс, больше похоже на какую-нибудь картинку! – воскликнул детский голосок с выговором кокни, и в ту же секунду губы Пола утратили суровость и он улыбнулся ребенку, сидевшему рядом с ним.
– Я говорил тебе, что у меня необычная больница, не так ли, Джинджер? Теперь тебе больше понравится остаться здесь? – спросил он.
Мальчик кивнул, глазея через плечо Пола на впечатляющие каменные ступени, которые вели к парадному входу в клинику, где в солнечном свете сияли коринфские колонны. У него было маленькое изможденное личико, а копна ярко-рыжих волос, казалось, пылала всеми красками, которых не было в его лице. Правое плечо было искривлено и высоко приподнято, и, когда Пол вынул мальчика из машины, карие глаза оглядели все вокруг, восторженно хлопая длинными ресницами. Пол привез из приюта кое-какую детскую одежду и доставал из багажника маленький чемодан, когда послышался звук шагов. Он поднял глаза и увидел Марни и Эррола Денниса. Марни углядела Джинджера, который, взобравшись по парадной лестнице клиники, стоял теперь на верхней ступеньке. Девушка радостно приветствовала их, подбегая к машине.
– Мистер Стиллмен, они разрешили вам привезти мальчика? Ох как я рада! – воскликнула она.
Но ее работодатель смотрел на нее без ответной улыбки, и она растерялась и почувствовала себя крайне неловко, когда его ледяные глаза скользнули по ней. Она не могла представить, что же такого она сделала, если он смотрит на нее так неодобрительно, потому что, когда они расставались утром в офисе, он был добродушен чуть ли не по-отечески. Она озабоченно закусила губу и посмотрела на Джинджера, разглядывавшего ее со ступенек клиники с величайшим интересом.
– Привет, Джинджер! – сказала она.
– Привет, мисс! – Он стоял на краю ступеньки, ухмыляясь в ответ. – Вы сестра, мисс?
– Нет, меня зовут Марни, – объяснила она. – Я секретарь мистера Стиллмена.
– Ох! – Его рот слегка раскрылся, и он посмотрел вниз на свои ботинки. – Я на минутку подумал, что вы сестра… в белом платье и все такое. – Его исключительно длинные ресницы бросали тени на бледные щеки, и Марни увидела, как он поежился, словно от холода. Она вспомнила двух энергичных мальчишек, с которыми играла в парке, бегавших со щенячьей резвостью, пышущих румяным здоровьем, и ее сердце заныло от сочувствия к несчастному малышу с искалеченным плечом. Она встретила взгляд Пола Стиллмена.
– Можно мне отвести Джинджера в его комнату и помочь там устроиться, мистер Стиллмен? – умоляюще попросила она. – Я… мне кажется, ему бы этого хотелось.
От Пола не ускользнуло то, как Джинджер потянулся к Марии, к такой юной и милосердной, и он не смог отказать в этом мальчику, несмотря на свое горькое чувство разрушенного идеала разумной и целомудренной молодой особы.
– Хорошо, Марни, вы можете помочь Джинджеру устроиться, раз вы оба этого хотите, – согласился он. – Он будет жить в двенадцатой комнате на третьем этаже. В соседней с Адой Баррингтон. Вы еще не знакомы с ней, но она потрясающая старуха. Когда-то она была очень знаменитой звездой мюзик- холла.
Ада Баррингтон? В голове немедленно всплыла песенка, которой научил ее отец: «Билли, мой большой, большой мальчик», и Марни вспомнила, что именно Ада Баррингтон принесла известность этой песенке, когда отец был еще мальчишкой, и он любил прогуливать школу и сидеть на галерке старого «Принцесс- театра» в Норфолке. Ее зеленые глаза засияли, но Пол Стиллмен явно пребывал далеко не в благодушном настроении, так что она не стала рассказывать, что быстро вспомнила Аду Баррингтон, взяла чемодан, который он ей передал, и побежала по ступенькам к Джинджеру.
– Так вот, значит, этот паренек из приюта? – заметил Эррол, когда Марни взяла Джинджера за руку и они исчезли в здании клиники. Эррол посмотрел на Пола. – Когда вам будут нужны снимки плеча?
– Пока не нужно. Пусть он сначала привыкнет к нам, и я хочу его подкормить, прежде чем идти на какую-либо операцию. Он прошел сквозь мясорубку, несчастный малыш, и нервы у него никуда не годятся. – Потом Пол поймал глаза Эррола и нарочито весело поинтересовался: – Вы не теряете времени даром, не так ли, Деннис? Видел, как вы возвращались из парка с Марни.
– Сейчас видели? – Эррол подумал о растрепанных волосах Марни, и его втайне позабавило то, что Пол Стиллмен, должно быть, сделал поспешный вывод о том, что он целовался с этим невинным ребенком. «Забавно, – лениво подумал он, – как до смешного слепы бывают порой очень проницательные люди».
– Она славная девочка, – сказал он, растягивая слова, – игривая, как котенок.
Он стряхнул с пальцев окурок сигареты и неторопливо пошел к ступеням клиники. На его губах промелькнула довольная улыбка, когда он услышал, как Пол дал волю своему гневу, громко хлопнув дверцей машины.
Комната Джинджера была светлой и просторной, окна ее выходили на территорию клиники. Джинджеру надо было исследовать все – комод и шкаф, тумбочку у кровати и даже ковры на полу. Марни распаковала его чемодан и уложила вещи в ящики комода. Закончив, она села на пол около кровати, и тут они с Джинджером познакомились по-настоящему. Дети инстинктивно чувствуют, насколько искренно отношение взрослых, и в детском сердце не было сомнения в чувстве, которое испытывала Марни, прижимая его к себе.
– Мне операцию будут делать, – сообщил он важным тоном, – на плече. – Он потрогал плечо Марни, словно хотел сказать, что однажды его плечо будет таким же прямым, как у нее. Он улыбнулся ей. – У вас зеленые глаза, мисс, как липовые листочки.
От этого сравнения на лице ее мелькнула улыбка.
– Можешь называть меня Марни, – сказала она ему.
Он повторил ее имя про себя и дотронулся до нее удивленными руками. Она была чем-то совершенно новым в его маленькой жизни, до сих пор знавшей только убожество и жестокость трущоб, а потом суровый холод приюта. Ему было около четырех с половиной лет, когда мать оставила его, и хотя смутные воспоминания все еще жили в нем, они никоим образом не были связаны с чистой, слегка ароматной свежестью кожи Марни, мягкостью ее волос и нежным голосом. Юный ум Джинджера искал сравнения, чтобы описать ее, и, поскольку единственные приятные воспоминания в его жизни были связаны с кино, куда сосед отца иногда брал его с собой, когда пьяный Фарнинг приводил домой женщин, Он сказал:
– Вы прямо как из фильма, мисс.
– Правда, Джинджер? – Она не сделала ошибки и не посмеялась над комплиментом. – Как мило, что ты так говоришь.
– Люди в кино живут в больших красивых дворцах, знаете, мисс, и у них много-много мужей и жен. – Он оглядел ее торжественными глазами в обрамлении длинных ресниц. – А у вас есть муж?
– Нет, Джинджер, я не замужем.
– Разве вы не хотите выйти замуж?
– Только если кто-то очень милый будет очень, очень любить меня, Джинджер, пока мы оба не состаримся и не отправимся на небеса.
– А он так сделает, мисс?
– Кто, Джинджер? – спросила она заинтригованно.
– Смеющийся человек.
– Смеющийся… а, понятно! – Ее руки обняли мальчика, она понимающе улыбнулась. – Это мистер Деннис, милый. Он здесь работает, но не думаю, что он способен любить одну-единственную девушку, пока не состарится. – Она взглянула на часики. – Тебе скоро принесут чай. Ты хочешь есть?
Он кивнул, а потом, оттого что ему хотелось поделиться чем-то очень сокровенным, он прижал губы к уху Марни и, щекоча ее ими, прошептал:
– Если хочешь, Марии, я женюсь на тебе, когда вырасту и стану совсем здоровым.
– И это значит, что мы теперь помолвлены? – прошептала она в ответ с подобающей серьезностью.
– Да, – ответил он, и они улыбнулись друг другу.
Они вместе кушали за столиком у солнечного окна, когда пришел Пол Стиллмен, чтобы посмотреть, как
