фоне ярко-голубого неба. Вокруг цвели акации и ароматные магнолии. С потрясающих по красоте деревьев лился водопад алых бутонов и зеленых листьев. Между ветками благоухающего жасмина и нежно-голубыми цветами неизвестного Тине растения порхали гигантские бабочки, которых не пугал стрекот прячущихся в листьях птиц.
– Все кипит жизнью! – с восторгом воскликнула Тина. – В Англии цветы так не вырастают. А запахи! Я от них просто пьянею.
– Ты давно подумывала покинуть Англию? – спросила Лиз.
– Мне захотелось приехать на Санта-Монику сразу же, как только твой отец мне ее описал, – ответила Тина. – Это был холодный мартовский день, но в тот момент я и мечтать не могла, что он на мне женится и привезет сюда.
– Все как в сказке, – восхитилась Лиз, пускаясь бегом по бархатистому песку.
Тина последовала за ней. Они бросились в голубую бодрящую воду и поплыли к пенящимся бурунам у рифов, кораллы которых сверкали, как хвосты павлинов, которых Тина с Джоном видели в зоопарке. Тогда они были счастливы, держались за руки, словно влюбленные. Наверное, он обнимал Тину, чтобы вернуть уверенность в себе.
Полюбовавшись рыбами, снующими у рифов, пловчихи вернулись на пляж, вытерлись и смазали кожу солнцезащитным кремом. Песок под телом Тины казался мягким, словно шерсть ягненка, и она нежилась, внимая плеску волн, перекатывающихся через рифы.
После обеда Джон подъехал к парадному входу на машине. Автомобиль, которым он пользовался в Англии, был взят напрокат, и глаза Тины распахнулись от удивления, когда она увидела огромную машину с откидным верхом, ждущую их у нижних ступенек лестницы. Это чудо техники сверкало блестящим лаком, сиденья были обиты голубым бархатом, а над капотом красовалась фигурка Меркурия.
Ни широком переднем сиденье хватило бы места для них троих. Джон, сев за руль и захлопнув дверцу, обернулся, оглядывая своих пассажирок. Тина надела кремовое полупрозрачное платье, Лиз – бутылочно- зеленый костюмчик, а волосы подвязала широкой шелковой лентой. Они сидели, как скромные школьницы перед важным экзаменом.
– Мы хорошо смотримся, папа? – кокетливо спросила Лиз.
– Как пара мятных леденцов на палочке, – усмехнулся он. – Так и хочется съесть.
Он тронул машину с места, и они двинулись через плантацию банановых пальм по дороге, мощенной измельченными кораллами. Со всех сторон их окружали поля сладкого картофеля, сахарного тростника и кукурузы. Ветряные мельницы лениво махали крыльями в теплом воздухе, а узкие деревенские улицы были застроены прелестными «пряничными» домиками, погруженными в дремоту – шел час сиесты. Собаки нехотя лаяли на коз, над которыми вились мухи, а темнокожий мальчик недоуменно взглянул на проезжающую машину из-под полей соломенной шляпы и, прислонившись к глиняной стене, снова закрыл глаза.
– Заметили, как он на нас посмотрел? – улыбнулся Джон. – По его мнению, мы, англичане, сумасшедшие. Но я никогда не поддавался местной традиции ничего не делать, пока солнце в зените. Но припекает сильно, а, Тина?
– Мне жара нравится! – весело ответила она. – В Англии солнца маловато.
Тина увидела небольшую ферму на склоне холма, полуразрушенную, но живописную и очень мирную, судя по всему, она принадлежала кому-то из местных жителей. Они проехали по мысу, где когда-то разбивались корабли о скалы, и Джон заметил:
– Эта часть острова напоминает мне Корнуолл. Даже ее история, с пиратами и кораблекрушениями, похожа на наши предания.
Джон остановил машину, потому что Лиз приспичило нарвать цветов – словно их было недостаточно в ее собственном саду! – и повел Тину по заросшей травой тропинке, с которой открывался великолепный вид на море и которая была достаточно чистой, чтобы на ней можно было немного отдохнуть. Джон прилег на траву, с наслаждением вытянув ноги и расстегнув верхние пуговицы белой рубашки. Тина села, обняв колени, ее взор был устремлен на море, бурлящее между скал, губивших корабли в древние недобрые времена. Слышались крики ныряющих в волны птиц, и всхлипывающее море словно передразнивало тех тонущих, цепляющихся за куски дерева людей.
Джон неожиданно прикоснулся к ее руке:
– Посмотри на Лиз.
Тина послушалась. Девочка так увлеченно рвала цветы, что забыла все на свете. Она неосознанно принимала грациозные позы, способность к которым бесследно исчезает у взрослых. Куда им – при тяжелой, наполненной стрессами жизни?!
– Как славно было бы запечатлеть ее в этот момент, – промолвил Джон. – Но сознательно эту позу повторить невозможно. Смотри, она уже наклонилась за другим цветком.
– А ты не можешь работать по памяти? – тихо спросила Тина.
– Память слишком обманчива. – Джон пожал плечами, потом сел и потянулся. – Запоминаются какие-то внешние детали, но все остальное неизбежно теряется, и вместо совершенного творения получается какая-то несуразица. Искусство достигает цели только тогда, когда пленяет и сердце, и разум, и душу. Это род любви, а творец, как и любовник, не должен ни в чем сомневаться, ведь в противном случае ни творец, ни любовник не получат истинного удовлетворения!
У Тины екнуло сердце. Она уловила тайный смысл слов Джона – он намекал, что пока между ними не рассеются все сомнения, они не станут близки... Таково было его решение, а Тине, с ее стеснительностью, неопытностью и болью, оставалось только смириться и ждать. Ну и у нее тоже была своя гордость.
Оставаясь невозмутимой, будто она и не была уязвлена, Тина решилась задать вопрос, который мучил ее с утра:
– Ты не против, если я сама приготовлю что-нибудь из еды? Тебе и Лиз могло бы понравиться блюдо из английской кухни, а я обожаю стряпню. А Топаз походит со мной по магазинам...
– Зачем тебе все это? – Он лениво скользнул взглядом по ее напрягшемуся лицу. – Впрочем, делай что хочешь – тебе не нужно мое разрешение, чтобы сделать что-то в собственном доме – я ведь не викторианский тиран, как твоя тетушка.
– Знаю. – Тина легонько пнула сброшенную с ноги сандалию. – Но я не в курсе местных традиций. И потом, мужчины часто к чему-то привыкают и не любят перемен.
– Я вовсе не против отбивных и вкусных пирогов. Наш повар – плохой кондитер, а мы с Лиз любим сладкое. Ей нравятся пирожные с вареньем, которые сейчас редко удается отведать. – Джон наклонился и приподнял ее подбородок. – Довольна, моя стеснительная?
Тина кивнула, но тут же добавила:
– А еще вы, мужчины, временами бываете очень непоследовательными.
Он вскинул брови, потом рассмеялся:
– Если я тебя нервирую, то это потому, что я старше и опытнее, к тому же прекрасно помню, что из-за пуританских взглядов тетушки тебе не дозволялось иметь никаких дел с мужчинами. – Его рот растянулся в улыбке. – Если тебе непонятны мои намеки о причинах небольшой временной сдержанности, то лучше раз и навсегда запри на засов двери своей спальни. Сомневаюсь, что смогу отодвинуть ту задвижку из тикового дерева.
– Нет никакой необходимости говорить об этом. – Ее лицо покраснело до самых висков. – Мне все понятно.
– Тогда оставим эту тему. – В его голосе зазвучали стальные нотки, и Тина с облегчением вздохнула, когда к ним подошла Лиз с букетом цветов и положила его ей на колени.
– Ох, я так увлеклась! – объявила она.
– Так сядь и охладись, – распорядился Джон.
Лиз присела на корточки, переводя взгляд с отца на Тину. Ее бровей совсем не было видно из-за челки.
– Вы что, уже успели поссориться? – недовольно спросила она.
– Конечно нет! – Чтобы не встречаться глазами с Джоном, Тина перебирала цветы у себя на коленях. – Можно я сделаю для тебя венок из этих цветов, Лиз? – попросила она.
И пока Джон лежал на траве, подперев руками голову, Тина неторопливо сплетала цветы в круг. Потом
