Сюрприз для новобрачной

– Пока нет, – поделилась она. – Меня завораживают здешние магазины и сами лондонцы.

– Но ты ведь не привыкла к такому многолюдью, а? Где ты поселилась, в женском общежитии?

Тина кивнула.

– У тебя в Чорли не было дружка, я полагаю?

– О нет. – Она невесело усмехнулась. – Я не из тех, за кем парни ходят табуном. Они любят компанейских девчонок. Разве не так?

– Они? – Его улыбка сделалась немного лукавой. – Я давно был молодым парнем, сейчас мне тридцать девять, Тина. Для тебя это не слишком много?

– Конечно нет. – Она посмотрела на него удивленно: Джон не походил на человека, которого очень беспокоит впечатление, которое он производит на окружающих, тем более на таких неопытных девочек, как Тина Мэнсон. Будь она элегантнейшей женщиной в мире... тогда Джона, может быть, и волновало бы ее мнение.

– А каким человеком я кажусь тебе, Тина? – Он посмотрел ей прямо в глаза, и в его глазах светилось любопытство. – Покладистый, умный, щедрый?

– Да, – согласилась она, не решившись добавить, что, по ее мнению, он несчастлив.

– Пожалуй, – подтвердил он, – я и то, и другое, и третье. Впрочем, большинство мужчин такие – за небольшим исключением. А еще мы можем быть легкомысленными жестокими эгоистами.

– Вы специально пугаете меня, чтобы я была осторожней с мужчинами, которых встречу здесь, в Лондоне? – поинтересовалась Тина, слегка покраснев оттого, что поняла намек – не открывай сердце первому встречному только потому, что он проявил по отношению к тебе немного заботы и доброты.

Его левая бровь немного приподнялась над глазом цвета морской волны.

– Прости мне эту лекцию, – не унимался Джон. – Жизнь, которую ты вела в Чорли, оставила тебя ребенком во многих отношениях. Понимаешь, парней твоего возраста часто ослепляет яркая внешность, но мужчины постарше обычно предпочитают скромность и одухотворенность. А зрелые мужчины, моя детка, прекрасно знают, как заманить невинную пташку в свои силки. Они ловко изображают заботливых папаш, а это самый простой и действенный способ соблазнения таких неопытных барышень, как ты.

– Что ж, спасибо за совет, – усмехнулась Тина, – но я не ребенок. Я знаю разницу между искренней добротой и корыстью.

– Нет, не знаешь. – По его лицу пробежала тень раздражения. – Ты ведь не догадываешься, почему я пригласил тебя поужинать и почему собираюсь провести с тобой завтра весь день.

Глаза Тины расширились, сердце екнуло, и она чуть не закашлялась.

Джона явно забавляло ее смятение.

– Я хочу купить кое-какие подарки Лиз, а ты знаешь лучше меня, что понравится четырнадцатилетней девочке. Вряд ли ей придутся по душе куклы и чайные сервизики, не так ли?

Тина покачала головой, и лицо озарила улыбка. Он может быть легкомысленным жестоким эгоистом, но только не сегодня, только не с ней! А все остальное в этот момент не имело значения, главное – он предложил провести завтрашний день вместе и хочет разделить с ней заботы по выбору подарка для обожаемой дочери.

– Элизабет вас любит? – полуутвердительно спросила она, когда они ехали к Пикадилли.

– Да, она вся в меня, – ответил он. – Совсем недавно она была очаровательной малюткой, а сейчас превратилась в длинноногую и очень самостоятельную леди. Отцы знают, как обращаться с маленькими девочками, но когда дочки подрастают, у них появляются прихоти, которые гораздо труднее понять и удовлетворить. Девочки – вечная загадка для мужчин. Вечно у них какие-то тайны!

Он улыбнулся Тине, и она обрадовалась его улыбке, как маленький котенок ласке. У нее тоже появилась своя тайна, как у большинства девушек, вышедших из детского возраста! Она загадочно улыбнулась.

– Дома меня ждут мой Коро[3] и девочка с льняными волосами, читающая у лампы, – улыбнулся Джон. – А ты могла бы мне попозировать? У тебя чудесные черты лица – о! Я хочу здесь остановиться, у этого «Данхилла» и купить немного табака!

Джон оставил спутницу в машине и зашел в магазин, а Тина, внезапно забеспокоившись о том, как она выглядит, потянулась к зеркалу водителя. Придя к выводу, что симпатичной ее можно назвать лишь с большой натяжкой, она с невеселым смешком откинулась на спинку сиденья и отвернулась к окошку. Через стеклянную дверь магазина ей был виден Джон Трекарел. Он говорил с мужчиной за стойкой, держался легко, непринужденно и был невероятно красив в своем безукоризненном сером костюме. Человек из другого мира, который говорит удивительные вещи, например о Коро, не задумываясь о том, воспримут ли его серьезно. Джон в совершенстве изучил правила игры мужчины с женщиной, этот особый язык, но в тот момент он наверняка не подумал, что Тина знакома с искусством флирта не больше, чем с древнееврейским наречием.

Наконец Джон Трекарел вышел из магазина. Когда он подошел к машине, пальцы Тины судорожно сжались. Она испытала чувство, от которого щеки Китти Лонгвэй покрывались густым румянцем, а глаза Тессы Нил наполнялись грустью: близость мужчины – таинственная сила, которая словно щелкает маленьким выключателем и зажигает в сердце женщины необъяснимые эмоции.

Джон скользнул на свое сиденье и улыбнулся. Он ничего не сказал, но Тина испытала сильное волнение. В этот миг он хотел быть с ней, и его глаза ясно сказали об этом.

Они съездили на Добенхэм и Фрибоди, где Джон нашел в записной книжке размеры Лиз и предоставил Тине полную свободу в выборе нарядов для его чада. Она предложила взять широкую пижаму в стиле Пьеро, и он со смехом согласился, решив, что Лиз оценит их шутку по достоинству. В магазине «Свейн и Эдени» они купли седло: Лиз любила кататься верхом. У Тины отчего-то защемило сердце. Она представила эту девочку, длинноногую и озорную, старающуюся стать подругой для своего одинокого отца. Тина словно наяву увидела Джона в охотничьем костюме, едущего рядом с лошадкой дочери, его взгляд поверх ее головки и саму девочку – тоже носящую фамилию Трекарел, но все-таки неспособную заменить для него ее мать.

В магазине «Бушерон» на Бонд-стрит Джон купил тонкий браслет, украшенный драгоценными камнями, легкий, словно из капелек росы, и попросил выгравировать на нем три простых слова: «Моей дорогой дочери».

Пока гравер трудился, Трекарел подошел к витрине, где были выставлены отделанные драгоценными камнями пудреницы, брошки, талисманы и амулеты. Он попросил показать изящную голубую брошь в форме бабочки – два аквамариновых крылышка, прикрепленных к серебристому туловищу.

– Это я тоже беру, – кивнул он продавцу и словно невзначай приколол украшение к лацкану Тининого жакета.

– Мистер Трекарел, – остолбенела она, – я не могу...

– Мисс Мэнсон, – передразнил он ее, широко распахнув глаза, – вы должны.

– Должна?

Скульптор развел руками в знак того, что возражения не принимаются.

Они перекусили в «Хэррордс», и Джон все время не сводил глаз с Тины. Затем они поехали по Кенсингтон-хай-стрит, золотисто-розовой в закатном солнечном свете. Смуглое лицо скульптора приобрело оттенок, который так любили средневековые живописцы, а она краем глаза видела блики от подаренной им броши.

Через несколько минут он скажет «до свидания», и радость Тины улетучится, словно дневной свет, уступивший место ночи. «До свидания» – грустные и тихие слова, они как сумерки, ложащиеся на лондонские крыши.

– Тебе не хотелось бы сходить на выставку акварелей и резьбы по дереву? – как бы мимоходом поинтересовался он напоследок.

Яркие отблески солнца погасли. В темноте светились только глаза Тины – голубовато-лиловые, как аквамариновые крылышки брошки-бабочки.

– Ну, Тина?

– Да! – воскликнула она, а ее сердце бешено заколотилось.

– Тогда я заеду за тобой завтра. Мы вместе пообедаем и сходим на выставку – или туда, куда ты захочешь.

– Нет, «выставка» звучит очень заманчиво, мистер Трекарел. Спасибо за приглашение.