Ведь знал, кэп?
Капитан долго не мигая смотрел на него, и на морщинистом лице отражалась страшная внутренняя борьба. Потом он тяжело, как подкошенный, рухнул в кресло. Лиен подбежала к мужу, бросив мне, не поворачивая головы:
— Приведите тех, из дома. Быстрее, пожалуйста!
Вскочив, я взглянула на дверь. Бородатый моряк исчез. Я промчалась по коридору в новое крыло дома и не переводя дыхания скатилась вниз по лестнице. По холлу внизу как раз шествовала миссис Кроуфорд с подносом в руках. Увидев меня, кухарка с недовольным видом загородила дорогу.
— Туда нельзя, — заявила она бесцеремонно. — Миссис Маклин не любит, когда врываются посреди обеда.
Из-за двери доносились негромкие голоса, звон фарфора и серебра.
— Пустите меня, — крикнула я. — Капитану плохо!
Наверное, она и тут не дала бы мне войти, если бы не Брок Маклин. Он услышал мой голос и позвал меня. Я прорвалась мимо кухарки, меня подстегивала тревога в голосе Лиен. За столом сидели все, кроме наказанной девочки.
— Капитану очень плохо! — сообщила я, как только все удивленно повернули головы. — Его жена просит вас немедленно прийти.
Брок Маклин тут же, прихрамывая, вышел из комнаты. Я впервые обратила внимание на то, как плохо у него сгибается нога. Было заметно, что ему трудно ходить, хотя он не замедлял шага. Его мать встала из- за стола не столь поспешно и тоже направилась к выходу. Я хотела пойти с ней, но она резко остановила меня.
— А вы останьтесь. С тех пор как приехали, вы только и делаете, что тревожите его.
И с самым высокомерным видом проплыла мимо меня.
Я услышала сзади какой-то шорох и, обернувшись, увидела, что на меня сверху вниз смотрит Ян Прайотт.
— Почему она так со мной обращается? — спросила я голосом, дрожащим от негодования и обиды. — Ведь я ничего не делала во вред капитану!
— Ну, это просто, — ответил он. — Ваша бабушка была булочницей, дедушка — рыбаком. Если вам от этого станет легче, то добавлю, что моя мать содержала пивную, и потому миссис Маклин обращается со мной точно так же. Своим пребыванием в этом доме мы оскорбляем ее маклиновское чувство собственного достоинства.
Ян говорил спокойно, тихо, без сарказма, хотя лицо его хранило выражение горькой насмешки. Я собралась уходить, чтобы вернуться к себе в комнату, но он остановил меня, слегка коснувшись моей руки.
— Подождите. Я очень рад, что мне представилась возможность поговорить с вами, мисс Хит.
Неужели в этом доме кто-то способен обращаться со мной по-доброму? Я посмотрела на Яна Прайотта гораздо пристальнее и настороженнее, чем сделала бы это еще несколько часов назад, и решила, что он на несколько лет моложе Брока Маклина. Наверное, ему лет тридцать, а Броку тридцать пять. Ростом они были почти вровень, потому что я смотрела на него, запрокинув голову, но Ян не был таким крепким и широкоплечим. В нем чувствовались гибкость и сила, которую я ощутила даже при лёгком прикосновении его руки — в ней словно пульсировала некая энергия, лучась даже из кончиков пальцев. Волосы, зачесанные ото лба назад, были только чуть темнее моих собственных золотистых локонов, а глаза — цвета серого океана возле Бэском-Пойнта. Скоро я поняла, что в них трудно что-либо прочесть. Даже в этом доме с его властными обитателями Ян оставался хозяином самому себе.
Он улыбнулся мне. По-видимому, Прайотт умел быстро преодолевать стену, которой человек отгораживался от всего мира, и добираться до правды, пусть самой нелестной. Был ли он красив, или его лицо было асимметрично и некрасиво, я никак не могла решить, потому что свет падал на лицо Прайотта как-то причудливо, а впрочем, это было неважно.
Наверное, я изучала его таким же немигающим взглядом, как Сибилла Маклин изучала меня, потому что его улыбка стала еще шире.
— Если я прошел испытание, мисс Хит, давайте пока что оставим капитана попечениям остальных. Вы же не собираетесь немедленно вернуться туда?
— Капитану очень плохо… наверное, мне нужно… — Я осеклась, понимая, что он прав. Хотя меня очень беспокоило состояние капитана Обадии, я знала, что миссис Маклин не позволит мне помочь ей.
Пока я колебалась, Ян Прайотт указал на библиотеку напротив столовой.
— Вам надо сейчас перевести дух, — сказал он. — Там будет удобно.
Мы покинули элегантную обстановку полированного черного дерева, изящной мебели и серебра и перешли в меньшую комнату, которую я заметила еще в первый раз, когда увидела Яна Прайотта. Здесь на полках теснились книги, а в небольшом узком камине весело пылал огонь. Возле окна стоял письменный стол, заваленный бумагами, книгами и письменными принадлежностями. Несомненно, это свидетельствовало о работе хозяина комнаты над историей 'Бэском и компании'.
Ян принес стул, накрытый чехлом из желтого дамаскина, и посадил меня у огня. Это был дамский стульчик, маленький, с изящно закругленной спинкой розового дерева. Он казался странно неуместным в библиотеке, полной черного дерева, кожи и мужественной простоты. Словно его принесли из будуара. Потом я узнала, что это был любимый стул Лорел.
Человек, столь неожиданно пригласивший меня сюда, облокотился о беломраморную каминную полку. Рядом под стеклом красовалась неизбежная модель парусника. Огонь в камине трещал не так громко, как в старомодной 'каюте' капитана Обадии. Этот контраст успокоил меня, и я впервые поняла, в каком напряжении находилась с минуты приезда в Бэском-Пойнт.
Руки у меня, когда я протянула их к огню, мелко дрожали, на глаза беспрестанно наворачивались слезы.
Немногое могло укрыться от серых глаз Яна Прайотта. Он подошел к столу, налил вина и поднес мне, держа бокал за тонкую ножку.
— Ну вот, — объявил он, когда я сделала глоток-другой, — так-то лучше. Ваши щеки снова порозовели. Наверное, старик задал вам перцу.
Это был первый человек в Бэском-Пойнте, который проявил по отношению ко мне доброту. Он единственный ничего от меня не хотел. Я отпила еще глоток вина и поставила бокал на маленький столик. А потом совершила абсолютно нелепый поступок: я разрыдалась.
4.
Ян Прайотт прислонился к каминной полке и смотрел, как я рыдаю в кружевную тряпицу, именуемую носовым платком. Я привыкла, что меня жалели, даже когда я расстраивалась по пустякам. Но этот человек и слова не произнес в утешение. Наконец мне стало стыдно своих слез. Я украдкой бросила на него взгляд и заметила, как он странно смотрит — вопросительно, отчасти настороженно. Он отнюдь не любовался мною. И ни тени жалости. Очевидно, я ошиблась, полагая, что он сочувственно отнесся к моим злоключениям.
Я вытерла глаза и села прямо, готовая снова встретиться лицом к лицу со своими бедами. В конце концов, мне не нужна чужая жалость.
— Простите, — прошептала я. — Все уже в порядке.
— Вы не могли бы мне сказать, что именно так взволновало капитана? — спросил Ян, пропустив мои слова мимо ушей.
Я, не колеблясь, рассказала ему, что произошло, а он слушал со своей легкой сардонической улыбкой на губах. Мой рассказ о появлении бородача его не удивил.
— Сюда частенько заявляются старые морские волки и наносят капитану визиты, — кивнул он. — Некоторым просто хочется поболтать о добрых старых временах. Но когда-то Обадия Бэском был одним из самых ненавидимых капитанов на китайской линии. Так что еще живы те, кто имеет на него зуб. Когда они
