за меня денег.
Она вся была переполнена желанием защититься, подозрительностью к окружающим и неприятной информацией, которую должны были сохранить от нее в тайне. Элис, не мигая, смотрела на меня, она ждала моей реакции.
— Я не знаю, правда ли это, — сказала я.
— Да откуда вам знать? Вы же только что приехали.
Это верно, но она, по крайней мере, передумала сбегать. Наверное, лучше всего она умела оттачивать любопытство, и сейчас я ее заинтересовала. Она присела на краешек кресла, и из-под юбки с избыточным количеством рюшечек показались тонкие голые коленки. Одна коленка была содрана при падении, и это единственное, что мне показалось знакомым. Я привыкла к ободранным коленкам, и с Дебби, и с детьми, которым преподавала. Как вообще миссис Ариес удалось связать эту девочку с фотографией Дебби?
— Я думала, ты в городе — смотришь кино и ужинаешь с родителями, — сказала я.
Элис отрепетировано пожала плечами, копируя взрослые манеры.
— С ними скукота. Они за ужином совсем со мной не разговаривают и всегда выбирают фильмы, которые мне не нравятся.Они вообще почти не разговаривают. А когда начинают, то заводят тему обомне, а я это терпеть не могу. Хотите знать, зачем я пряталась в вашей комнате?
— Позволь предположить. Наверное, потому что я могу оказаться кем-то интересным, и ты решила это выяснить. Я права?
— Может, и так. Все о вас только и болтают. Старая леди не принимает гостей после того, как заболела. Она не хочет, чтобы кто-то видел ее такой. Она немножко может ходить, но не слишком старается, и ее ноги стали слабыми. Так говорит Док. Она каждый день заставляет Крамптон одевать ее как для вечеринки. А доктор Джоэл, конечно, хочет, чтобы ее не беспокоили и не было много гостей. А вы такая…
— Загадочная? — Интересно, кто именно обо мне болтал — скорее всего, ее ужасные родители.
Она смотрела на меня с почти такой же невозмутимостью, что и миссис Ариес, но ее напряжение, видимо, немного ослабло.
— Ты любишь загадки? — спросила я.
— Я люблю про них читать. Но не в тех книжках, что в библиотеке старой леди. Мне все равно не разрешают туда заходить, пока она меня не пригласит. И даже когда она выезжает из дома, Диллоу всегда следит, чтобы я не зашла туда. Но иногда я от него отделываюсь. Это просто.
На меня снова нахлынула усталость. Миссис Ариес права насчет девочки — она не слишком приятный ребенок. И ее плохое воспитание не мое дело. Я получила ответ, которого больше всего боялась, и теперь мне хотелось добраться до постели и заснуть — чтобы больше не чувствовать разочарования и обманутых ожиданий. Удар был сокрушительным. Хоть я говорила себе, что готова к нему, я все равно надеялась. Мне стало нехорошо от нахлынувшей волны давнего отчаяния.
Элис рассеянно почесала левую руку, и у меня екнуло сердце. Дебби точно так же чесала себе руку из-за сыпи, которую мы долго не могли вылечить. Я быстро задрала Элис рукав свитера. На руке ничего не было, только красное пятнышко от расчеса.
— Ты всегда так делаешь?
Она равнодушно посмотрела на меня.
— Делаю что?
Я сдалась. Вряд ли можно опознать кого-то по зудящей руке.
— Я собираюсь лечь спать, — сказала я. — Я долго ехала и очень устала.
Элис поняла намек и без каких-либо эмоций двинулась к двери.
— Мы еще завтра поговорим, — сказала я, расстроенная тем, как легко она согласилась уйти.
— Наверное. — Она повернулась и снова уставилась на меня. — А что вы вообще делаете?
— Делаю? Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.
— Ну, все взрослые что-то делают. Пиони — я зову ее Пиони, когда хочу позлить, но, в общем-то, она моя мама — она ассистентка фокусника. — Элис произнесла это почти с гордостью.
— Понимаю. Ее распиливают пополам?
— Не, это старье. Фарли — он мне не отец — любит изобретать новые трюки. Хотя иногда они не срабатывают, и тогда я хихикаю над ним.
— И что он тогда делает?
— Бьет меня. — Она сказала это с легкостью — неприятно, но такова реальность. — А вы так и не сказали мне, что делаете.
— Я — учительница. Учу мальчиков и девочек твоего возраста.
Что-то в ней немного потеплело.
— Учителя, в общем-то, хорошие. Только мы все время переезжаем, и не успеваю я с ними подружиться, как уже пора уезжать.
Во всех своих фантазиях о возвращении Дебби я всегда цеплялась за мечту об одной особенности, по которой я могла бы ее узнать: у меня была слабая надежда, что она вспомнит, как при помощи рук общалась с бабушкой и дедушкой в трехлетнем возрасте.
— Я учу глухих детей, — сказала я.
Ее лицо оживилось, впервые за все время она чем-то заинтересовалась.
— И чему вы их учите?
— Я веду обычные уроки. И еще учу жестам.
— А что это такое?
— Это такой язык, с помощью которого глухие могут общаться руками и пальцами — он так и называется 'язык жестов'. Используя его, глухие дети могут разговаривать друг с другом, и со мной.
— Покажите мне.
Я удержалась и не стала этого делать. Это был мой тайный козырь. Если бы она смогла что-то вспомнить о языке жестов, это бы действительно что-то значило. Но я все равно колебалась, хоть и уговаривала себя сдаться. Ее реакция могла оказаться слишком окончательной.
— Почему ты так заинтересовалась? — спросила я.
— Из-за дяди Тима — его так все называют. Он не слышит и смешно разговаривает. Но я его хорошо понимаю я пишу ему записки, когда у него не получается читать по губам, а он дает мне почитать разные книги. Они куда лучше тех, что в библиотеке у старой леди. Дядя Тим тоже любит тайны и загадки.
Неожиданное развитие событий. Мне ведь подкинули мысль, что человек, которого прячут наверху, умственно отсталый.
— Скажите что-нибудь на языке жестов, — настаивала Элис.
Я глубоко вздохнула и рискнула, показав ей кое-что. Она смотрела с интересом, но без какого-либо узнавания.
— И что вы сказали?
Это не настоящая проверка, сказала я себе. И Дебби, в конце концов, было только три. Конечно, она не помнит.
— Я сказала: 'Я хотела бы познакомиться с дядей Тимом'.
Она смотрела серьезно и все еще немного подозрительно.
— А как эти жесты называются?
— Из них состоит особый язык, который называется амеслан. Чтобы его понять, не нужно слышать, можно просто смотреть на жесты.
— Я не знаю, захочет ли дядя Тим встретиться с вами.
— Не могла бы ты это выяснить? Скажи, что я работаю с глухими.
— Может, и скажу. Я подумаю.
— Он может считывать речь? Читать по губам?
— Думаю, да. Но он часто путает слова.
— Это потому что слишком многие слова выглядят одинаково, когда их произносят. Посмотри как-нибудь в зеркало и скажи 'bury' и 'marry'. Или 'grouch' и 'ouch' [3] — хотя здесь есть небольшая разница.
